Игорь Осипов - Охотники на попаданцев [оптимизирована обложка] [publisher - ИДДК]

В стекло бился одинокий мотылёк, тщетно стремящийся вырваться из жилого помещения на свободу. Он был самым обычным насекомым, и просочиться сквозь прозрачную преграду или же разбить её было для трепещущегося создания совершенно невозможным.

За стеной, в моём бывшем кабинете громогласно храпел барон. Если бы по храпу меряли здоровье человека, то его превосходительство был бы мало того, что совершенно здоров, так ещё и бессмертен.

Снова постучали. Я поглядел на лежащую рядом Ольгу, а та во сне скривилась и потянула на себя сползшее одеяло. Мне же пришлось осторожно слезть со слегка скрипнувшей кровати, накинуть халат и обогнуть ширму, которую специально поставили между дверью и нашим ложем.

Когда я открыл дверь, то на пороге стоял один из дружинников Огнемилы, переодетый в серую шинель, перевязанную вместо солдатского ремня цветным шитым поясом, словно человек не хотел расставаться с ним, как с оберегом, ни при каких условиях. Он шмыгнул носом и провёл рукой по разбитой губе, отчего на ладони осталась кровь.

– Боярин, та́мо вас зело просит быти Могу́та, – произнёс он, слегка шепелявя.

– Что случилось? – переспросил я, глядя на мужика сверху вниз.

– Беглые, – снова шмыгнув носом, ответил тот.

– Какие ещё беглые? – нахмурился я, совершено не понимая в чём дело.

Пленников, тем более способных надавать по лицу подготовленному воину, мы не держали.

Прямо в халате я спустился вслед за гонцом, оставив спящую Ольгу во власти доносящегося через стену храпа. Всё одно супруга не слышала его.

В гостевом зале по паркету ползал кашляющий ратник, а над ним со зверским лицом склонился, уперев прямые руки в колени, Могу́та. При виде меня он выпрямился и показал в сторону двери.

– Сей дурень позво́ляша белой поло́нице ухо́дити! – прорычал гри́день Огнеми́лы, а потом пнул провинившегося под рёбра.

– Она не пленница, – ответил я, насупившись.

При этом внутри уже был готов ко всякому. О девушке совершенно ничего не было известно, ни откуда она, ни чего хочет, ни даже имени.

– Глаголи, падаль! – закричал Могу́та на дружинника, когда тот прокашлялся и сплюнул слюну на паркет.

Евгений Тимофеевич внутри меня скривился при виде избитого человека, которого пинали без суда и следствия, а Марк Люций скривился от того, что паркет был дорогим, и знал на себе кровь, вино и грязь чужих миров, а вот плевок для него был непозволительным оскорблением.

– Боярин, твой гри́день Саша, и Третья́к, сын Могу́ты, и ведуни́ца Настя суть уходили ужо потемну. Оружными суть уходили. А во след за ними есь уходила бела дева. Нагая есь уходила. Нагая, аки новорождённая. Я позво́ляши им ухо́дити, ибо ду́маши, так здесь обычно. Я не есь знал, что сие нельзя.

– Давно ушли? – спросил я, в то время как Марк Люций отодвигал в сторону рассудительного Евгения и быстро закипал от ярости.

– Так, деревянная куку́ха тогда голосила, – быстро ответил воин и поглядел на часы.

Механическая птица куковала ровно в двенадцать, а сейчас десять минут первого. Значит, уже могли пересечь половину городского района.

Я скрипнул зубами и, действуя по наитию, ринулся в оружейную комнату, а потом ударил кулаком по обитой железом двери, сообразив, что ключи у меня не с собой. Новым дневальным, навязанным мне приказом его превосходительства, я хоть и старался довериться, но ключи от такого важного объекта не решился оставить. Пришлось бегом подняться в комнату.

Ольга до сих пор не проснулась, и я осторожно взял связку из стола, а на выходе вовремя спохватился и не хлопнул дверью. Когда спустился, в гостевом зале уже собрались воины. Выглядели они непривычно, в шинелях и с луками, мечами и топорами. На поясах меховые мошны с боевыми склянками, причём чем выше статус ратника, тем больше мешочков у него имелось, и тем качественнее те были изготовлены. Тот же Могу́та в противовес многим прицепил аж десяток таких подсумков для колдовских гранат.

Я быстро открыл оружейку и, переодевшись в поддоспе́шник и бросив халат на стол для чистки оружия, нырнул в чёрную кирасу. Благо что уговорил Ольгу вернуть причитающуюся мне броню в обмен на обещание раскрасить её розовую юнкерскую в благородный багряный цвет и нанести узоры позолотой. Кирасу подогнал днём во время занятий с нашими диковатыми новобранцами.

Металл захлопнулся на мне, клацнув застёжками. Завыли силовые катушки, словно приветствуя меня и соскучившись по хозяину. Что я могу в ней делать? Не только держать фужер. Рука потянулась к полке и взяла оттуда медный пятак, а потом пальцы начали гонять монету между костяшек механических пальцев. Я могу тасовать колоду карт, могу бриться опасной бритвой, могу заряжать патроны в револьвер. В прошлом, когда был командиром столичной группы перехвата особо опасных попаданцев, доводилось проводить много времени в полном снаряжении.