Елена Клещенко - Гюда, самолетная томте

— И Ефимов, не забывай Ефимова! — восторженно вскричал Альрик.

— Ах вот как. — Господин фон Вагенхоф, кажется, потерял нить. — Откровенно говоря, я ждал других ответов. Скажем, многие шведские патриоты помнят о другом Петре — императоре Петре Первом, что так немилосердно обошелся с вашим непобедимым Карлом…

— Патриоты-мечтатели, — довольно громко сказал Альрик, — вояки за чужими спинами.

Немец, если и услышал, не показал вида.

— Но, впрочем, это все равно. Политическое доминирование Российской империи есть причина ее доминирования в других сферах. Вы упомянули русских производителей аэропланов, досточтимый господин Тулин. Очевидно, вам самому ясно, что их возможности несопоставимы с вашими. Эти скромные здания, примитивное оборудование, малое количество рабочей силы — я не ошибусь, если оценю годовую производительность вашего предприятия в несколько десятков штук? И при этом отнюдь не самые передовые модели…

Зря он так. Гюда редко щелкала указательным пальцем, нрав у нее был ершистый, но не злой. Теперь щелкнула. А чтобы не очень заносился! Что еще за мода — гостю обижать хозяев?!

Щелкнул в ответ замочек золотой запонки с тремя брильянтиками. Очередной ораторский жест, широко обводящий примитивное оборудование и малочисленную рабочую силу — и канула запонка вниз, на пол, и запропала в опилках. Гюда тоненько свистнула, призывая на подмогу мышь-погрызуху. Только и видел ты своей цацки, немец-перец!

— …О да, конечно, в первую очередь — увеличение скорости и грузоподъемности, — вещал обворованный среди бела дня. — Вы, несомненно, слышали о том, что делали французы на тех же «Блерио» в Алжире и Тунисе, когда боролись с повстанцами. Но в войне будущего этим милым машинкам уготована судьба овечек среди волков! Двухместный «Блерио», трехместный «Блерио» — пф! Это важная ступень, но это пройденная ступень. Вы и вообразить не можете, какие проекты разрабатывают те же русские…

— Вы все время говорите о войне, господин фон Вагенхоф, — сказал Оскар. — Знаете ли, в Швеции идея войны с Россией далеко не так популярна, как может показаться после пары вечеров в гостиных известного круга.

— Ты неправ, Оскар, — заговорил молчавший до сих пор Густаф. — Идея популярна. Русские много себе позволяют.

— Благодарю за поддержку, мой дорогой, — разулыбался фон Вагенхоф. — И затем, отчего бы нет? Кому-кому, а вам, всем присутствующим, необходимо принять во внимание, что авиация будущего — это в первую очередь военная авиация! Русские это знают. Михаил Ефимов, к которому с таким пиететом относится ваш друг, не гнушается состязаний в точности бомбометания. Деньги на спортивные рекорды дают мечтатели, деньги на военную мощь — это серьезно, очень серьезно.

— Вы так полагаете, мой господин? — спросил Энок.

— Я знаю это, друг мой, — ответил гость.

Аэропланы и война… Гюда не сразу поняла, к чему он клонит, но выражение «самый воздух станет полем боя» было достаточно ясным. Пилоты стреляют друг в друга. Самолет пролетает над деревней и сбрасывает бомбу, авиатор смеется, а на земле горят и рушатся дома… Это то, что она поняла, остальное, что они говорили, и не хотела понять. Мышь принесла запонку, Гюда угостила ее сырной корочкой, спрятала цацку в карман комбинезона. Представление вышло что надо — немец и его шофер сами ползали на четвереньках по замусоренному полу, потом гость пообещал вознаграждение любому, кто найдет запонку и вернет, после чего в перерыв по полу ползала половина рабочих. Но смеяться уже не хотелось.

— Альрик, мне нужна твоя помощь.

Голос у Оскара был такой, что Гюда отложила шлифовальную шкурку и принялась слушать.

— …Ее отправили в Ольбург, к тамошней родне, под надзор какой-то тетки с отцовской стороны. Только сегодня она смогла телеграфировать.

— Все они как будто бы не очень довольны, что их ненаглядная Эдит состоит в переписке с лейтенантом?

— Да, они не очень довольны.

— Что же ее хваленые свобода и независимость?

— А это не был приказ. Датская тетушка якобы тяжело больна и хочет ее видеть — уверен, это было подстроено, чтобы она не могла отказаться… и перестань паясничать, как друга прошу! Если тебе угодно шутить над этим…

— Все-все, уже перестал, хотя даже не начинал. Что ты думаешь делать?

— Тут и думать нечего. Я должен ее видеть.

— Ты должен ее видеть. Ты в Ландскруне, она в Ольбурге. Тебе завтра ехать в полк…

— Вот именно. Жалкие двести километров.