Елена Клещенко: Младший

С новолуния до новолуния Джет не покидал своего места. Не охотился, не взлетал в небо. Время пришло, и он ожидал Младшего.

Люди говорили, что дракон обитает в урочище Старой Крепости на памяти пятнадцати поколений. И в самом деле, Джету было двести восемьдесят семь лет. Длина его составила бы не менее ста человеческих шагов — только навряд ли дракон будет смирно лежать, дожидаясь, пока человечишко измерит его шагами. Что до Джета, он взирал на двуногих более с усмешкой, нежели с гадливостью. Его забавляли их повадки: как они, голые, покрываются то панцирями, то мягкими синими и белыми оболочками; как — хитер Единый! — путешествуют, точно блохи, на спинах других тварей, более могучих и быстроногих. Мелких гадов не следует лишь подпускать близко, чтобы не ужалили, а иного вреда от них нет.

Чешуи Джета были подобны гладким листьям: округлые, заостренные на концах, они знаменовали его принадлежность к драконам пустыни, так же как и нос, изогнутый подобно черепашьему. Серебряная от рождения, чешуя с годами покрылась радугой, будто побывала в огне. А в последние дни потемнела и потускнела, словно кольцо в сундуке скряги.

Младший не спешил. Джет постился и почти не двигался. Днем лежал в стороне от черной тени, что отбрасывали белые камни, обгрызенные временем, чувствовал, как солнечное пламя лижет спину и распростертые крылья. Ночью переползал, перекатывался к своему кладу, распластывался на нем. Золотые, серебряные, медные кружочки скользили под его тяжестью, согревали лапы и живот, отдавая дневной жар, помогали дотянуть до утренних лучей, не впасть от холода в беспамятство, не уснуть, как спит змея в осеннюю пору.

Верно, что драконы собирают клады. Но только глупцы уверяют, что драконы прячут сокровища в пещеры. Под землей солнце не накалит благородный металл, а холодное золото не согреет Змея ночью. Нет, солнце каждый день разглядывает лица вождей и знаки на монетках драконьего клада. Дождь, коли выпадет в кои-то веки, сочится сквозь золото, как сквозь россыпь камешков. Неприбранным лежит сокровище, бери, кто смелый…

Джет не терял власти над собой, и все же накатывало полузабытье: мерещилось давно прошедшее. Будто снова вскрывалась косая рана под крылом, и в ушах стоял омерзительный скрежет когтя по железу, вопль не то двуногого, не то его лошади — столь явный, что Джет приоткрывал левый глаз, дабы убедиться в их отсутствии. Долго смотреть было нельзя — левое плечо ломило нещадно, в глазах от боли плавали круги. А другой раз находило и самое давнее, вокруг него смыкалась тугая оболочка яйца, мягкая и неподатливая, выдавливала последние силы из ослабевшего тела.

Песни не велят спать, пока ждешь Младшего. Джет хотел верить, что не забылся ни на мгновение, просто внимание рассеялось, увлеченное видениями и жестокой болью. Пусть над ним насмехаются все сородичи, от Повелителя до тех, кто в длину не более локтя, — Джет не понял, как это случилось. Он просто вдохнул леденящий утренний воздух. Затем выдохнул его.

А потом его тело сделало новый вдох. Первый вдох, который принадлежал не ему.

Глаза распахнулись сами. Джет изогнул шею и увидел, что Младший здесь.

Юная серебряная головка покоилась на песке. Джет затаил дыхание — и Младший задышал в полную силу, так что взметнулись белые и черные песчинки у ноздри.

Джет смотрел и смотрел на него… Сверлящая боль в плече отступала, теперь оно всего лишь сладко ныло, как натруженное полетом. Да в некотором смысле Джет и совершил сейчас величайший перелет в своей жизни, превратясь из Одиночки в Старшего с Младшим. Не каждый, не каждый удостаивается подобной милости от Повелителя Драконов. Иные, многие так и умирают Одиночками, не изведав лучшей доли.

Он готов был отдать Младшему все дыхание, но пришла пора делить легкие. Джет подкараулил его выдох и меленько вздохнул сам. Младший, не просыпаясь, выбросил розовый язычок и задышал реже. Сон его струился в крови, будто теплое виноградное вино, туманил голову. Джет засыпал счастливым.

Мудрецы людей говорят, что многоглавые драконы редки якобы оттого, что две головы, венчающие одно тело, не могут жить в мире и даже вредят друг другу. Спросите их: как можно враждовать самому с собой, когда радость Старшего — это и радость Младшего, когда вдохи обоих входят в одну грудь? Когда первому «я» отроду сотни лет, второму же — один день? Спросите: ненавидят ли друг друга мать и новорожденный младенец, братья, похожие один на другого, как каждый — на самого себя?.. Случается, что и ненавидят, ответит человек — и вправду, низшее существо, мерзкий голый гад, неведомым попущением Единого обретший разум. Драконы не враждуют с собственной кровью и дыханием.