Елена Клещенко - Младший

А что потом, после… Что бы ни было — не так уж велика плата за счастье последних дней и за победу над Ниа-на-Мархом. В конечном итоге, ведь нельзя приобрести опыт иначе, нежели приобретая его…

— Этого не может быть! — вскричал Тар. — Ты смеешься надо мной!

— Нам не до смеха, — тихо сказал Джет, катая лапой яйцо. Кожура была мягкой, перламутровый шар переваливался по монетам без звука. Всего яиц было три. — Так заведено. Половину кладки она оставила нам, половину отложит в своем логове. Если только не обманула и не решила оказаться свободной в ущерб нам… Но если обманула, ей же будет хуже. А нам должно теперь присматривать за этими.

— Но почему?! Зачем Единый все так нелепо устроил?

— Что именно?

— Ну как же — чтобы мы выводились из яиц, как люди и змеи?

— Если тебя это утешит, могу сказать, что люди выращивают детенышей в собственном чреве. — Джет глянул на искривившийся рот Тара и безжалостно добавил: — А как они появляются на свет, лучше совсем не знать.

Тар некоторое время молчал, видимо, нечто ужасное и мерзкое предстало его внутреннему взору. Потом снова начал:

— Но за что? За что Он нас так?

— Вот это более верный вопрос. Есть Песня Проклятия. В ней говорится, что Повелитель Драконов в начале времен был совершеннее всех, и Младшие выходили из его тела, как другие драконы, в точности подобные ему. Но совершенство Старшего навлекло на него зависть Ночи. А иные поют, что возгордился один из Младших и обратил свое пламя на Повелителя. И пало колдовство: Повелитель породил первую драконну. С тех пор Младшие не обретают собственных тел, и наш род давно бы перевелся, если бы не яйца. Трижды проклят будет и навеки исчезнет тот, кто оставит яйцо и потомство своей заботой. Но смешение черт дракона и драконны всякий раз нарушает предвечную гармонию, оттого дети бывают хуже родителей, как сами родители — хуже прародителей.

— Так что же, эти трое будут очень плохими? Хуже ее и нас?

Джет только вздохнул.

Через две луны Тар убедился в правоте Старшего. Лишенные чешуи драконята походили на маленьких человечков. Они много гадили и не желали учиться Речи. Слишком часто они хотели есть и слишком редко — спать. Точности ради добавим, что есть они хотели обычно тогда, когда Джеттар хотел спать. Зубки же у них выросли скоро и входили под чешую на лапах родителя, как железные шипы.

Чуть подросши, они начали драться между собой. Хоть они и научились наконец говорить, но понять их было нелегко. Один Повелитель ведает, почему разумное предостережение приводило их в бешенство, а справедливое замечание о невозможности того или другого вызывало визг. Почему сегодня они послушно заползали в укрытие, а завтра — неслись вперед, словно козы во время гона, как раз тогда, когда в небе появлялся беркут. Стократ легче было предугадывать намерения Ниа-на-Марха, да обоймет Единый его души. Это был вечный бой, месяц за месяцем.

— Долго ли это еще продлится? — спрашивал Тар.

— Я ведь говорил — пока они не войдут в возраст и не смогут драться с другими драконами, а не только со мной и друг с дружкой. Тогда улетят, как и я улетел некогда.

— Лет через десять?

— Не менее того. — Джет покинул родительницу в сорок лет, но сказать это Тару пока не решался.

— Я бы их потоптал, как сколопендр, — с тихой тоской выговорил Тар.

— Нельзя, — отозвался Джет, и в голосе его было понимание.

— «И в том было проклятие драконов южных земель, что любой из них ненавидит собственное потомство», — полушепотом читала девочка по имени Марианна. — Ма, но ведь у людей не так?

Элоиза, достопочтенная госпожа ведьма, сидела на широком подоконнике — в самом светлом месте комнаты, толча в ступке пестики крокусов.

Родить дочь в пятнадцать, чтобы к тридцати воспитать себе преемницу и раз навсегда избавиться от тяжких забот — подруги Элоизы неизменно называли это умным поступком, по крайней мере, в глаза. Только сама Элоиза знала, чего ей стоили эти тринадцать лет. Особенно первые три, когда колдовская сила иссякла и возвращалась по каплям. А теперь эта бестолочь — недаром ведь она и похожа-то на того простака, что был ее отцом! — взявшись учиться, не блистает легкостью и умом, но продвигается к вершинам Тайного столь же споро и весело, как свинья, застрявшая в дымоходе: трудов премного, визгу и скрежету дополна, а все, кажется, ни с места… Того и гляди, не выдержит Испытания и останется обычной девкой, каких полно в любой деревне. На что в таком случае она, Элоиза, потратила сладчайшие годы?..