Юлия Ламичева - Пастухи призраков

— Тут волк тебе здорово посодействовал. Получила от бабушки, что могла, а саночки возить не надо. Твой принцип. Поехавшая крыша не идёт ни в какое сравнение с совместным проживанием в малогабаритной квартирке с больной старухой. Самое смешное, что и с волком ты поступила, как со всеми: попользовалась да послала. Как же мерзко быть тобой!

— Я — это ты!

— Нет. Ты ничего не делала, а я собираюсь сделать кое-что. Для начала навещу Ваню. Фанта, домой! — крикнула новая Лена.

— Нюся попадёт в детдом, — пискнула Лена прежняя.

— Американцы заберут. Да хоть алкаши, и то лучше, чем с тобой киснуть. У алкашей жизнь активная, весёлая: делают только то, что хотят, не напрягаются, ходят в гости, бьют морды, мирятся, обнимаются, каждый день праздник. Так и умирают детьми, кто в тридцать, кто в пятьдесят. А ты? Единственное, чему ты можешь научить ребёнка — это как провафлить свою жизнь наиболее унылым образом.

— Какая ни на есть, это наша жизнь! Ради чего всё рушить? Ради Лидки и мамаши? Окажись мы с Нюсей на их месте, они б не расплескались, сказали бы, что «всегда ждали чего-то в таком роде».

— Твою «какую ни на есть» жизнь надо сломать! — заявила новая Лена. — Как же тебя перекособочило, когда Нюся предложила «жить в домике у моря»! Какое море! Надо в крысятнике между заводом и трассой, чтоб восемь месяцев в году морозец, сопли, работа за три копейки и ещё дерматит, да, да, дерматит обязательно.

— Домики на море мне объективно не светят. Торговля шмотками говно, дерматит — ещё большее говно, только по-другому зарабатывать я не умею, а ты гонишь телеги в Серёгином стиле.

— Серёга, между прочим, жил как ему нравилось, это тебя и бесило.

— Меня бесило, что он жил за мой счёт! Я ни у кого на шее не сидела и не собираюсь.

— Ой-ой-ой, прямо очередь выстроилась из желающих! Ты зарабатываешь, ну конечно, купила бы рюкзак, а то весь в дырах, барахло наружу сыплется.

— Рюкзак я куплю. Когда дойду до магазина.

— Второй год идёшь. Путь неблизкий, учитывая, что ты там работаешь. Ты ничего не хочешь по-настоящему, начинаешь дёргаться, только когда припрёт, а припирает тебя всякая гадость, из которой ты умудряешься сделать ещё худшую.

— Нет, это Лида про Ромку говорила.

— Тебе больше подходит.

— Насть? — робкий шёпот в темноте.

— Что?

— Выйдешь за меня?

Настя мурлыкнула в ответ неразборчиво.

— Ответь, мне важно.

— У-м…

— Завтра идём в ЗАГС.

— Идём.

— Привезём твои манатки из общаги и пойдём.

Пушистый мячик счастья щекотал Настю, гоня сон, которого требовали основательно потрёпанные тело и нервы. Тебя тащат на сборище секты (может быть, даже тоталитарной), всю дорогу кроют последними словами, что выглядишь, будто только из села; потом ты на глазах у сектантов рыдаешь от любви к незнакомой девушке, а у той ноги кривые, с такими носить мини — уродство. Под конец тебя волокут во двор и… На двадцать пятом году жизни Настя открыла секс. Она не считала себя фригидной, просто немногочисленные предыдущие сеансы, в том числе с Димочкой, не шли ни в какое сравнение с…

Первый раз случился слишком молниеносно, а, когда способность понимать вернулась к Насте, начинался второй раз (уже в машине, а не во дворе за гаражами). На кухонном столе во время третьего раза Настя умерла бы со стыда, но было не до того. Татьяна Викторовна ведь мечтает, чтобы у них с Димочкой уладилось — вот, кажется, и уладилось, тьфу, тьфу, тьфу. При воспоминании о последнем, четвёртом, разе Настины губы расползлись в улыбке, она тесней прижалась к безволосой Димочкиной груди, горячей, точно брюшко кота, и мускулисто-упругой от его спортивных упражнений. Настя провела рукой по Димочкиному животу, с удовольствием ощупав «кубики».

— Дим, а Дим? Что это было?

— А ты не догадываешься? — самодовольно пробормотал Дима.

— Какой ты…

— Тебе не понравилось?

— Спрашиваешь! Подожди, Димочка, я про куда ты меня возил. У Лены полно комплексов, сразу заметно, но какая странная у её сестры групповая терапия!

— Нормальная.

— Ты уверен, что эта Лида — психолог?

— Я к ней лечиться не собираюсь.

— И правильно. Пока я там лежала, мне всё казалось, что я умерла. Не я, а какая-то женщина. Старая. А та Света была как бы моей внучкой. Не моей, конечно, старушки, которая умерла. И мне было её так жалко, так жалко, я так за неё беспокоилась, и я так не хотела от неё уходить…

Настя расплакалась, до дрожи захваченная воспоминаниями.