Алексей Федорочев - В тени отца

Никто и ничто не совершенно! Моя защита не поглощала пули — она их отклоняла. Отклоняла в сторону, заставляя огибать мое тело примерно на полтора метра, за точку отсчета принималось положение в пространстве колец… На те самые полтора метра, дистанцию в которые соблюдал Санчос, шагая чуть позади, видя мою злость на него и на бесполезно убитое время…

— Санчос…

Еще один выстрел, еще одно срабатывание защиты, и дурацкий немыслимый рикошет от решетки забора в плечо всё еще стоящего качающегося на середине улицы парня! На вспышку из темноты зарядил всем имеющимся в распоряжении арсеналом по предполагаемому укрытию стрелка.

— Санчос, как же так?.. Санчос, слышишь меня?.. — подполз к товарищу, утаскивая его стонущее тело в тень, — Сейчас, сейчас, потерпи…

Новых выстрелов не последовало: то ли стрелок ушел, то ли его достал мой ответ. Судорожно роясь по карманам, я с ужасом соображал, что ни одна из моих безделушек не рассчитана на такое развитие событий! И помочь сейчас натужно дышащему Санчосу мне банально нечем, кроме прижатого к одной из ран носового платка, впитывающего любую жидкость, Охренеть, какая помощь!!!

— Бе — ги… — просипел однокашник, заваливая голову набок. Слава богу, это был всего лишь обморок!

Издалека послышались свистки городовых, следом запели сирены.

— Держись, Санчос! — промямлил я, поднимаясь с колен — Вот так! — прижал его бесчувственную руку к ране, зажимая платок.

Не — на — ви — жу!!!

Весело лепетавшую Машку я встретил с тяжелым сердцем. Если бы ни обещание, данное старику и ей — хрен бы я куда — то сдвинулся после бессонной ночи. Брошенный посреди улицы раненый Санчос не выходил из головы: как он? жив ли? Утренняя городская пресса отделалась коротким сообщением о перестрелке в районе Летнего сада, подробности, если они будут, ожидались в следующем выпуске, до которого терпеть сутки. Поэтому собирался крайне неохотно и через силу.

— Пошли! — хмуро ответил на радостный щебет Марии.

— У тебя болит голова? — проницательно спросила подруга по несчастьям.

— У меня болит все мирозданье! — недовольно оборвал ее любопытство.

Опять визитка сторожу, снова подъем на третий этаж…

— А вот и виновник торжества!!!

Оценивая из затейливой, приданной чужими усилиями позы мизансцену со спокойно восседающем на стуле Веллером, окруженном примерно десятком людей в форме, досадливо оглянулся на забившуюся сбоку в чужих руках Машку: девчонка — катастрофа в своем репертуаре — снова не в том месте и не в то время! Талант, однако!!!

Самуила Иоганновича я переоценил… Или нет, неправильно… имел ли я право вообще оценивать его?.. Кто он мне?.. И кто ему мы?

С риском для ушей на меня натянули леску с подвешенной блямбой — переносным «пустотником» — я наконец — то вспомнил, как нормально называется обезмаживатель! Очень «важное» сейчас достижение!

А после того, как «пустотник» заработал, грубые ладони зашарили по телу, выискивая и снимая заготовки. Серебряную цепочку с медальоном сорвали первым делом. На съеме колец замешкались — из — за суставов те никак не хотели свинчиваться, но спустя много мата и пролитого на спину мыла я впервые за много лет оказался с голыми руками. А психологически — будто на самом деле голым. А дальше пошел тотальный шмон — меня даже в полиции так не тщательно не обыскивали: на одежде в местах утолщений ножом вспарывались швы, и ладно бы только там, где действительно было что — то запрятано! Но нет — на всякий случай бесцеремонно взрезались любые подозрительные места. За пять минут костюм превратился в живописные лохмотья, державшиеся исключительно на честном слове, несколько раз нож чувствительно проехался по телу, оставляя неглубокие раны. Ботинки даже проверять не стали — просто сняли и отшвырнули. Зато горка поделок на столе росла, на некоторые даже бывший ректор косился, напялив на нос огромные очки. Мамин медальон он почти сразу выделил из кучки, отложив в сторону.

— Готово! — отчитался один из пленителей, — Больше ничего нет!

«Ну — ну, зря вы так считаете! Жаль только, что пока украшение на груди, все оставшееся бесполезно!»

— Долгожданная встреча! — из сонма наводнивших комнату людей выступил на середину помещения взрослый мужчина в полковничьем мундире. Из — под занавесивших лицо волос попытался присмотреться к «родственничку» — ненавистный голос я сразу узнал, — Ну, здравствуй, брат!

— Я у родителей был единственным сыном!