«Старичка» они после некоторых колебаний бросили. Из директорского коридора был выход прямо в маленький тупичок, ограниченный с трех сторон наружными выемками магазина, выводил он одним своим концом на проспект, и поэтому возвращаться на задний двор не имело смысла. Не хотелось заново рисковать, возвращаясь. Сергей сердцем чувствовал, что Альдина еще не убита. Появиться она могла в любую минуту, и в любую минуту орава чудовищ могла рвануться на них. Надо было спасаться из «Детского мира» как можно скорее. С этим им повезло. Лишь в подсобке из‑за коробок попытался вылезти монстрик, похожий на скорпиона, но едва Сергей навел на него арбалет, как скрежещущее многоногое утянулось обратно. Да еще в переулке, куда выходил тупичок, тоже — стала сгущаться какая‑то тень у фундамента здания, но немедленный выстрел из пневматического ружья заставил ее рассеяться.
Больше задержать их никто не пытался. Они двигались по середине проспекта, и перед ними развертывалась летняя ночь. Тишина в центре города стояла прямо-таки неестественная: ни обычного шума из форточек, ни каких-либо случайных прохожих. Окна в глыбах домов уже были погашены, и сияющие фонари придавали всему оттенок пустыни. Точно в городе кроме них уже никого не осталось.
Странная это была процессия: мальчик, девочка, взрослый человек и собака. Причем люди сжимают игрушечное оружие, как в бою, а собака бдительно обнюхивает каждую выбоину. Сергей чувствовал, что они составляют как бы небольшую общину: мальчик, девочка, взрослый человек и собака. Не хватает лишь Ветки, но она незримо присутствует. Можно жить и можно себя защищать. Вероятно, одно из положительных следствий всех этих событий — то, что некая общность людей и в самом деле возникла. И она еще пригодится в просторе будущих лет. Потому что Альдина, наверное, не умерла — только ранена. Да, наверное, она и не могла окончательно умереть. Темнота существовала всегда и всегда пыталась заполнить дневную реальность — то рождая чудовищ, то превращая в монстров людей. Борьба еще продолжается. Еще долго будут рассказываться истории о Черной Руке. И еще очень долго придется вглядываться со страхом в вечерние сумерки. Потому что противопоставить этому мраку — нечего.
Он спросил:
— Дрюня, а когда ты был там… ну — внутри… Ты что‑нибудь чувствовал?
— Нет, — сказал Дрюня. — Только дурацкий холод.
— А других, которые пропали раньше тебя, не видел?
— Они уже растворились, — сказал Дрюня.
— Растворились?
— Ну там — растворяешься постепенно. Вот они и исчезли…
— Совсем?
— Большей частью.
— Понятно, — сказал Сергей.
Ему действительно было понятно: мрак, и ты растворяешься в нем.
Больше они не разговаривали.
Только когда проводили девочку Мусю и она, помахав им рукой, как видение, скрылась в освещенном проеме, то Сергей, миновав огороды, жуткий дремлющий сад и чернеющие у ограды хозяйственные пристройки, очень тихо, невольно понизив голос, сказал Андрону:
— Ты теперь, наверное, — из дома не выйдешь…
— Почему? — удивился Андрон. — Теперь — выйду. Теперь‑то как раз не страшно.
И он бодро взмахнул пластмассовым легким мечом — клинок свистнул в воздухе.
Тут же, будто надломленная, опустилась со стоном широкая яблоневая ветвь, а по вытоптанной площадке у дома протянулась зловещая тень, похожая на трехпалую лапу.
Вскидывая арбалет, Сергей обернулся.
Однако это была всего лишь рубашка, висящая на турнике. Рукава ее шевельнулись, по‑видимому, от ветра.
— Но‑но, — громко сказал отпрянувший Дрюня.
— Значит, не страшно? — переводя дыхание, поинтересовался Сергей.
— Нисколько.
— Ну и мне — нисколько не страшно…
Он опустил арбалет.
И они, пошаркав о половичок на крыльце, пошли в дом…