Андрей Столяров - Боги осенью [Авторский сборник]

Черный указательный палец бесшумно вытянулся к нему, кромка ногтя на нем была действительно желтоватая, а лиловая кожа — сухая и пыльная, как у питона. Волна дикого холода вдруг коснулась Сергея, промерзая, заныли ладони, он взмахнул топором и заметил, как лезвие проскочило сквозь потустороннюю мякоть — вероятно, безбольно и не нанеся повреждений.

Палец медленно распрямился.

— Ну вот видишь, — назидательно сказала Альдина. — Нет такого оружия, которое могло бы поранить меня. Ты, по‑моему, в этом только что убедился. Отдавай мне девчонку и возвращайся домой.

Все‑таки она почему‑то нервничала. У нее отсутствовало сколько-нибудь сформированное лицо, а высокий безжизненный голос не обладал интонациями. И тем не менее какое‑то беспокойство чувствовалось — в суетливых подергиваниях, в настойчивости, с которой она торопилась его отправить. Точно все же она его слегка побаивалась. И, наверное, если б Альдина сумела свое беспокойство скрыть, то Сергей, вероятно, так никогда ни о чем бы и не догадался, но поскольку она волновалась, он заметил вдруг под указательным пальцем рубец и в каком‑то озарении понял, что это от игрушечной сабли.

Вот, оказывается, в чем было дело! Занесенный топорик остановился и потянул руки вниз. Потому что он и в самом деле ни на что не годился. Мертвое, беспомощное железо. Сергея бросило в дрожь. У него даже локти ослабли, как будто не способные двигаться. Какой все‑таки он безнадежный болван! Разжевали, казалось бы, поднесли на серебряном блюдечке — на, глотай, но и этого почему‑то не сделал. А ведь все так доступно и лежит на поверхности. Он как будто опять услышал недавний рассказ: «У меня, Сережа, был с собой меч, знаете, такой — палка оструганная, и прибита короткая поперечина вместо эфеса». Ведь Котангенс потому и погиб, что в этот раз у него была действительно палка — чуть заточенная, но не ставшая, как хотелось бы, настоящим оружием. Вот в чем дело — мир детей, оказывается, умеет обороняться.

Теперь только б добраться каким-нибудь образом до багажника.

Сергей сделал легкий, почти незаметный шажок назад, и сейчас же девочка Муся, наверное высунувшись, прошелестела:

— Дядя Сережа, я знаю, чего она опасается…

— Я тоже знаю, — не поворачиваясь, ответил Сергей. — Муся, ты могла бы тихонько открыть багажник?..

— Могла бы…

— Давай побыстрее…

Он скорее почувствовал, чем услышал звяканье связки ключей, а затем осторожное передвижение Муси к задней части машины. Она ступала на цыпочках и, наверное, пригибалась. И ползла еле‑еле, чтобы Альдина ее не заметила. Сергей хотел сказать ей, что ключ — плоский такой, разлапистый, но побоялся, что Альдина насторожится. Он еще весь дрожал от своего внезапного озарения, и теперь лишь прикидывал, как выиграть хотя бы немного времени. Хоть чуть-чуть, хотя бы одну минуточку. Только чтобы девочка Муся успела открыть багажник. Ему очень нужна была эта одна минуточка. Но Альдина, вероятно, почувствовала, что он догадался. Или, может быть, не почувствовала, а просто потеряла терпение. Во всяком случае, она приблизилась метра на полтора и сказала, отбросив уже не требующуюся учтивость:

— Я гляжу, что разговаривать с тобой бесполезно. Это ж надо, какой упрямый учителишка попался! И кошмаров он не боится, и собственная жизнь ему не нужна. Ну, теперь пеняй на себя, больше не на кого… — Она медленно, как огромный куст, распрямилась и добавила, пожалуй, с некоторым уважением: — А вообще‑то ты, наверное, правильно делаешь, что не веришь. Я б тебя в живых все равно не оставила. Так, по крайней мере, погибнешь сражаясь…

Она, будто локатор, поймала Сергея в фокус и, слегка довернувшись, неторопливо двинулась на него — чуть подрагивая кончиками согнутых пальцев. От нее исходили волны мертвого холода. Сергей медленно отступал, помахивая топориком. Он уже ощущал, как твердеет на лице открытая кожа. Лед тупыми иголками накапливался в груди. И когда отступать дальше уже было некуда, когда тело Сергея коснулось машины, поставленной поперек, и когда девочка Муся за его спиной прошептала: «Сейчас, дядя Сережа, минуточку»… — а он сам хотел крикнуть: «Не надо, Муся!.. Беги»!.. — из‑под арки двора вдруг раздалось громкое: «Стой! Стрелять буду»!.. — а вслед за этим из кривоватого зева ее вывалился запаренный дядя Миша и, как полицейский из фильма, присел — жестко выставив локти и угрожая зрачком пистолета.

— Стой! Не двигаться!..

Фуражка почему‑то слетела. Альдина тут же беззвучно развернулась к нему и, как локатор, опять поймала в фокус пальчатой чаши.