Макс Фрай - Зеленый. Том 1

«Если ему понравится, может, согласится со мной дружить, и тогда… да какая разница, что тогда будет, лишь бы оно у нас было», – думал Дмитрий Сергеевич. И писал на листочке в линейку: наше общее, одно на двоих, мое и мое «тогда».

Ханна-Лора поудобней устраивается в шезлонге, вытягивает ноги, зябко кутается в плед. Ветрище сегодня страшенный. Но осенние пикники на пустынном пляже – ее слабость. И лучшей компании, чем Кара, для этих вылазок нет. Не жалуется на холодрыгу, не ноет, когда ветер уносит тарелку с кексом, не предлагает поехать домой.

– Вот мы с тобой физику не учили, – говорит ей Кара. – И совершенно зря.

– Почему? – рассеянно удивляется Ханна-Лора.

– Потому что процесс, который мы сейчас наблюдаем, все больше похож на диффузию.

– На что?

– Диффузия это когда соприкасаются два вещества и проникают одно в другое…

– Чего-о-о?

Больше всего на свете Ханна-Лора любит корчить дурочку, а возможностей у нее в этой области мало. И вдруг – диффузия! физика! вещества! Можно дать себе волю. На самом-то деле она, конечно, уже поняла.

– Кофе с молоком, – нетерпеливо говорит Кара. – Мешок соли в луже. В воздухе тает дым от костра. Все смешивается, потому что… – вот мы с тобой физику не учили, поэтому у меня романтическое объяснение, для нашего с тобой девичника – в самый раз. Вещества, понимаешь, друг другу нравятся. Их молекулам интересно, чего там по соседству дают. И самые шустрые начинают шастать в гости к соседям. Вот примерно так процесс запускается. И потом уже – все, идет.

Надя думала: «И ничего здесь не страшно! И чего они все про тоску заливали? Не грызет меня никакая тоска. Здесь странно, конечно, особенно запахи. И люди вроде приветливо держатся, но говорят с чужими, непривычными интонациями. И походка скованная почти у всех, и лица такие, словно им постоянно больно, а они старательно делают вид, будто все нормально, кричать и жаловаться воспитание не велит.

И еще в голове все время немножко туман, как будто я только встала с похмелья, – думала Надя. – Вот это да, неприятный момент! И все время мысли какие-то дурацкие лезут, как будто меня сейчас рассекретят, догадаются, что нездешняя, и потащат в полицию проверять, хотя ясно, что такого не может быть. Всем известно, что здесь в нас вообще не верят, как в каких-нибудь сказочных фей, какие уж тут подозрения. Даже если очень захочешь спалиться, все равно не сможешь ничего доказать… Вот вроде все понимаю, а все равно как-то не по себе! – думала Надя. – В этом смысле здесь и правда опасно. На саму себя положиться больше нельзя!

Но это и круто, – думала Надя. – Как по канату без страховки ходить. Главное, не бояться сделать ошибку, помнить, как в детстве умела падать – когда не падаешь, а летишь. И твердо знать, что, если все-таки свалишься, опять полетишь, как миленькая, все у тебя получится, взрослые тоже умеют летать. Взрослым это гораздо труднее, чем было в детстве, поэтому удовольствия меньше, но все равно оно как бы само получается в моменты большой опасности, когда другого выхода просто нет».

Надя провела на Другой Стороне уже почти шесть часов. Ее предупреждали, что в первый раз здесь надолго оставаться не надо, и она уже сама поняла, что действительно лучше не стоит. Очень устала, как будто не просто гуляла, глазея по сторонам и покупая подарки, а в поте лица трудилась, отрабатывая какой-нибудь новый трюк.

В общем, Надя решила, что пора возвращаться, и пошла в ту сторону, где истошным пронзительно-синим, каким-то отчаянным светом сиял домашний Маяк. Но по дороге решила заглянуть напоследок в какой-нибудь бар – не потому, что хотела выпить, а просто из любопытства. Интересно же, что и как у них там? На Другой Стороне все совершенно иначе устроено, даже кондитерские и кофейни, словно не наша родная изнанка, а чужая планета в миллиарде парсеков, или чем там принято измерять бесконечность космоса; в общем, так далеко, что считай, вообще нигде.

Этот бар ей с первого взгляда понравился, потому что у входа курил настоящий красавчик, высоченный кудрявый брюнет, а над дверью были развешаны красивые, очень яркие, праздничные, почти домашние фонари.

Только уже на пороге бара до Нади дошло, что праздничные фонари горели не каким-нибудь, а ярко-желтым светом. «Ну все, допрыгалась, – поняла Надя. – Теперь мне конец!» Не заорала от ужаса только потому, что оцепенела от страха. Так и стояла на пороге, загородив весь проход, пока докуривший кудрявый брюнет не сказал у нее за спиной: «Позвольте пройти».