Дмитрий Данилов - На пороге [сборник litres]

Лана застыла, потрясённая. На лице Известина не шевельнулся ни один мускул. Но в глазах появилось новое выражение. Выражение любопытства. Он помедлил, затем отточенным движением выдернул из-под руки пистолет, передёрнул затвор, отправляя патрон в патронник, затем нажал на рычажок, и обойма стукнула по дубовой столешнице. Не сводя глаз с Чёрного, Известин обратился к Ланиному конвоиру:

– Сутягин! Если Саша решит направить пушку на кого-нибудь другого в комнате, сделай ей дыру в виске.

С тем же невыразительным лицом Сутягин отступил в сторону, вынул пистолет из кобуры, навёл. С широко распахнутыми, светящимися от ужаса глазами Лана следила за этими приготовлениями.

Чёрный затаил дыхание. Уголок рта Известина слегка дёргался, когда тот протянул ему оружие дулом вперёд:

– Будь по-твоему, Саша. Если она тебе не нужна, то и нам не очень. Так бы я её Фёдорову вернул, чтобы не ссориться по пустякам, но даже если ты её пристрелишь – не велика беда. Удовлетвори жажду мести, и давай начнём сотрудничать.

Чёрный посмотрел на него исподлобья. Сжал зубы. Затем медленно, нехотя протянул руку. Когда его пальцы коснулись рукояти, Известин нарушил тишину ещё раз:

– Имей в виду, что у Сутягина реакция отличная, да я и сам ещё куда как резвый. Ты не гляди на годы. Так что шанс на ветер не бросай.

Чёрный пренебрежительно повёл подбородком. Сжал пальцы, за каждым движением которых пристально следили три пары глаз. Известин отпустил оружие. Всё ещё не разворачивая дуло, с бесстрастным лицом Чёрный потянул пистолет к себе. Одновременно его большой палец скользнул на курок. Для него самого, да и для Ланы, вероятно, всё происходило невыносимо долго, как в замедленном кино. Чёрный прищурился и вгляделся в зияющее отверстие. Известин изменился в лице – первый раз за всё время их знакомства. Но было уже поздно. Пистолет находился в нескольких сантиметрах от лица Чёрного, когда он нажал на курок. Боли не было. Последней сознательной мыслью было, что Лана будет жить. Она им теперь не нужна…

«Кто я?» – вопрос возник из ниоткуда. Будто из небытия. Так оно и было. Небытие было вокруг, обхватывая «я» со всех сторон. Постепенно к «я» пришло осознание того, что небытие не равнялось смерти. Оно было состоянием вне состояний. В котором нельзя было двигаться, чувствовать и мыслить в обычном смысле. Осознание приходило в виде перемены связей, причём связей без связуемых. Эти связи были единственным, что поддерживало «я». Небытие мягко, но настойчиво стремилось растворить их в себе, доведя себя самое до абсолютной равномерности, абсолютного покоя, который оно обещало и этому «я». Покой был манящим и бархатным, почти ласковым, и «я» держалось изо всех сил, но растворение было неизбежным. Тогда «я» начало искать выход. Без мысли. Без движения. Через осознание. Осознание непринадлежности.

Чёрный открыл глаза. И тут же инстинктивно закрыл их. Перекошённое животной свирепостью лицо Родика. Яркие листья леса, выглядывающего из-под снежного покрывала. Опускающееся тяжёлое лезвие топора.

Он успел почувствовать холод металла на середине лба перед тем, как нырнуть в водоворот отчуждённости. Одновременно его полоснуло тоской – тоской по дому и прежней жизни. Он открыл глаза. И полетел вниз. Замелькали окна. Сзади сверху ему почудился возглас Известина: «Не удержали живьём, кретины!» И снова, перед тем как расплескаться о глазурованный льдом асфальт у собственного подъезда, Чёрный ускользнул в прорву отстраненности. Злоба, жадность, жестокость, тупость. Неужели нет от них спасения. Подальше…

Пинок заставил Чёрного очнуться. Он поднял глаза. Стоявший над ним человек был одет в военную форму. Чёрный инстинктивно вздрогнул. Человек сказал что-то отрывисто и раздражённо, но Чёрный не понял ни слова. Военный снова пнул его и перешёл на крик. По его знакам Чёрный догадался, что тот требует подняться. Чёрный повиновался и выпрямился во весь рост, сразу оказавшись на голову выше довольно щуплого противника. Тот, должно быть, тоже обратил на это внимание, потому что тут же отскочил на шаг и поднял к плечу свою рогатую коротколапую винтовку. Чёрный сморгнул, приходя в себя. Ему не померещилось. Лицо у военного было действительно узкоглазое и желтокожее. Нашивки на его полушубке, несомненно, не походили на русские. Чёрный попытался ответить себе на вопрос: откуда здесь китаец с оружием, – но последний снова что-то заорал и для убедительности повёл дулом винтовки. На всякий случай Чёрный плавно поднял руки. Затем огляделся. Серый бетонный забор на противоположной стороне улицы с обычной русской обсценщиной поперёк плит. Магазин, вероятно продуктовый, «У бабушки», встроенный в первый этаж жилого дома. Случайные прохожие на перекрёстке в некотором отдалении ничем особенным не отличались от жителей города. Разве что куда-то сильно спешили, заметив его и китайца. Чёрный даже смутно узнавал район. Где-то тут должна быть школа. Он поискал её глазами. Вот она – чуть вглубине квартала. Здание другого цвета, у него появилась пристройка. А главное – на флагштоке полоскался на ветру не трехцветный, а красный флаг, со звёздочками.