Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Эй, парень! Эй! – Толстолицая женщина трясла Тюльпа за плечо. – Просыпайся. Меня зовут Тита, я пришла от мистера Элнеби. Он сказал, чтобы ты немедля шел в малую комнату для слуг, это прямо по коридору и направо. Почти у самой двери.

Тюльп кивнул и, дождавшись, пока женщина выйдет из комнаты, встал. Он на всякий случай вытащил все из карманов пижамы и засунул в пиджак.

Молодой господин поправил волосы, которые он не очень ровно обрезал, придирчиво осмотрел несвежий костюм, пошел туда, куда было велено, и уселся у широкого окна. После явно недостаточного сна голова его была тяжела, а мысли путались. Но Тюльп решил, что это к лучшему. Не нужно ему сейчас ясно обо всем думать, это будет сущее мучение.

Вдруг скрипнула дверь, в комнату пахнуло свежестью. Тюльпинс обернулся и увидел весьма причудливую девочку. Сама она, может быть, была совершенно обычна, но вот пушистая серая белка, сидящая на ее плече, удивляла.

Тюльп встал и вежливо сказал:

– Здравствуйте, м-м-меня зовут Тюльпинс.

Девочка посмотрела на него, и взгляд ее черных глаз, воинственный и одновременно настороженный, испугал и одновременно возмутил Тюльпа: как смеет кто-то смотреть на него вот так – с вызовом, свысока? Он шагнул обратно к окну, ослабил воротничок и только спустя несколько минут позволил себе вновь обернуться.

Девчонка присела на деревянный стульчик и, откинувшись на спинку, зажмурилась. Когда глаза ее были закрыты, лицо не вызывало никакого интереса. Такое уж точно не запомнишь, мельком увидев где-то на улице.

Бельчонок сидел у хозяйки на коленях, уютно устроившись между ладонями. Он мелко дрожал и тихо поскуливал. Тюльпинс покривил носом: уж не заразна ли животина? Неизвестно, откуда девчонка могла ее притащить. Но потом он с удивлением заметил, что и подбородок девочки дрожит, словно она сейчас заплачет.

Видимо, почувствовав на себе взгляд, девочка открыла глаза. Они и правда покраснели, да и пара слезинок непрошено скользнула по ее щекам. Девочка подскочила со стула, сунула белку за шиворот и отвернулась.

– Видимо, вы теперь тоже принадлежите госпоже Полуночи? – спросил Тюльп тоном благодушного хозяина.

Девчонка не отвечала.

– А я вот тоже п-попал в весьма щекотливую ситуацию. – Тюльпинс потер ладони: они почему-то вспотели. – Но я уверен, что госпожа Полночь отнесется к-ко мне более чем благосклонно. Я ведь с ней знаком чуть ли не с младенчества…

Тюльпу отчего-то хотелось щегольнуть тем, что он лично знаком с Полуночью. Что с пеленок он принадлежит к кругу таких знатных господ. Может быть, он неосознанно пытался намекнуть, что девчонке он не ровня и не пристало ей смотреть на него так свысока. Хоть они находятся в одной комнате и, вероятнее всего, в одном и том же положении, Тюльпинс по-прежнему считал, что деньги его матери, пусть теперь и утерянные, делают его совершенно особенным.

Девчонка резко обернулась. От нее словно пахнуло жаром: она смотрела на Тюльпа рассерженно, исподлобья.

– И вы этим гордитесь, верно? Значит, вы еще хуже, чем я о вас думала.

– П-п-позвольте! – Тюльпинс задохнулся от возмущения. – Мы разве с вами знакомы, чтобы вы могли сделать такие выводы?!

– Почему же нет? – Девочка криво улыбнулась, обнажая мелкие, как у зверька, зубки. – Вы – друг господина Бэрри. Я застала вашу ссору с ним в доме госпожи Кватерляйн.

Тюльпинс припомнил несгибаемую фигурку и тут же понял, что гордая служанка могла быть только этой девочкой и никем другим.

– Ах, Бэрри… – Тюльпинс покраснел. – Я бы не сказал, что мы друзья.

– Ну, после того как он вас отделал и выгнал, с трудом можно предположить, что вы останетесь друзьями. – Девчонка вновь недобро усмехнулась. – А еще он кричал, что вы убили свою мать. А вы говорили о деньгах и колдуне и ни слова о скорби. Так вот. Я теперь знаю о вас больше, чем мне того хотелось бы. – Служка делано поклонилась и отошла к стене, якобы рассматривая дурно написанный натюрморт из желто-зеленых груш.

– Я не убивал свою мать, – только и мог сказать сконфуженный Тюльпинс.

Он задумался о том, что действительно не говорил о скорби. А все потому, что он на самом деле не скорбел. Даже смерть Самсела, мальчишки, что был ему другом пару лет, вызвала в нем больше эмоций, чем кончина матери.

Прервал размышления Тюльпинса мистер Элнеби. Он сообщил, что большая карета подана и можно ехать в Дом Господ.

Карета госпожи Полуночи, усыпанная яркими самоцветами, искрилась даже в блеклом свете утреннего солнца. Тюльпинс невольно задержал дыхание от восторга, а девчонка, стоявшая рядом, только вытянулась как струна да крепко сжала тонкие кулачки.