Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #2

— Сам виноват. Набирал сильных, а спрашиваю, как с умных. Ты что, сообщение написать не мог?

— Какое сообщение? — опешил парень.

— Обычное. Со смартфона своего, — и, видя, что подчинённый откровенно тупит, счёл нужным разъяснить. — Сам посуди, дурья башка. Если можно мне позвонить — то почему нельзя письмецо набрать? Или буквицы позабыл? Уж мы бы и транспорт организовали, и разобрались на месте, что к чему.

— А так можно?

— Конечно. Чай, не в каменном веке обитаем — прогресса не чураемся.

Серёга насупился. Покрутил в руках взятый с блюда кусочек хлеба, положил на место.

— И что бы я вам написал? Нашёл странного немого, посмотрите пожалуйста? Бредово звучит. К тому же вы сами говорили, что заняты очень.

— Нда... — стушевался боярин. — Кое в чём ты прав...

— Вот-вот, — воспрянул духом инспектор. — А вы — рукоприкладствовать!

К удивлению, более Фрол Карпович не смутился и глаз не отвёл.

— Оно не во вред, — авторитетно объявил он, в знак примирения разливая перцовку по рюмкам. — По-отечески, так сказать...

Снова выпили.

— Так кто он, Ванька? — решился повторить свой вопрос Серёга, видя, что шеф вновь пребывает в благодушном настроении.

— Блаженный.

— Кто? — переспросил ничего не понявший Иванов.

— Блаженный. Человек, либо праведным житием добившийся, либо от рождения близкий к Богу. Сродни юродивому. Хотя разница есть. Юродивые — они всегда правду матку — резали, не взирая ни на что. К спасению людишек призывали, себя истязали. А Ванька твой — он, похоже, от рождения отмеченный. Как, почему — не спрашивай. Не знаю. Прими: он просто есть на белом свете, такой вот... в корень зрящий. Потому и счастлив безмерно, что истина ему ведома. И девчушку ту, армянской народности, про которую ты рассказывал, излечить вполне мог. По силам ему такое. Однако да, признаю — редкость несусветная. Если бы не от тебя услышал — подумал бы — брешут... Их и раньше, отмеченных благостью — раз-два и обчёлся было, а в ваше время... Всяких непохожих, без разбору, душевнобольными признают, по дурдомам держат, лекарствами сильными излечить пытаются по незнанию и неверию... А коль не химией этой вашей пичкают — так в упор не замечают, морды воротят да брезгуют. Позакрывались от всего людишки, каждый только о себе думать способный да о брюхе своём. Удручает... Я, кстати, про таких, как твой найдёныш, уж годов пятьдесят, почитай, не слыхивал. Великое ты дело совершил! — неожиданно торжественно закончил шеф, наполняясь гордостью за подчинённого. — Великое!

И, от избытка чувств, махнул рюмочку, забыв предложить собеседнику. Тот не обиделся. Разъяснения боярина слишком заинтересовали инспектора, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

— Может, он просто сумасшедший... — решил разобраться до конца в непонятном вопросе Серёга. — Всякое ведь случается.

— Нет! Веруешь ты слабо, потому и сомнения в тебе. Сам же говорил — лечил наложением рук, к церкви ходил, народец, как умел, к покаянию призывал...

— Ага! А почему внутрь не совался? — уцепившись за неувязку, припомнил рассказ лысенького Иванов. — Почему в одни храмы заходил, а в другие нет?!

Фрол Карпович пожевал губами, огладил бороду и заговорил тем самым, менторским тоном, каким умудрённый жизнью учитель разъясняет простые вещи непоседливому школяру.

— Я же тебе толковал — ему истина ведома. Чего Ване в новой церкви делать? Место не намоленное, непонятное для него. Он к людям туда ходил, а не к Господу нашему. Вот как достойный храм увидал — сразу и направился, без промедления.

— Может оно и так... — растерянно протянул инспектор, втайне удивляясь, почему такое простое объяснение ускользнуло от него. — Тогда на кой он коробку с деньгами спионерил? Пришёл молиться — молись. Никто не мешал.

Боярин пальцами подцепил щепоть квашеной, с клюквой, капустки и, запрокинув голову, отправил её себе в рот. С хрустом пережевал, жмурясь от наслаждения. После ответил:

— Да потому что негоже из дома Божьего лавку мелочную делать! Кто мешает у входа палатку поставить и продавать прихожанам чего им надобно?! Так нет же, прямо среди икон норовят деньгу зашибить! Потому и взыграло сердечко ретивое у блаженного от такой неправедности! Исправил, как смог.

Иванов саркастически хмыкнул.

— В ваше время не так было?

— Да так, так... — печально опроверг шеф подколку подчинённого. — Не береди... Понятное дело, и пастырю, и храму без денег никак. На одни пожертвования не вытянешь... Законы людские таковы — за всё плати! Вот и получается: из-за нуждишки пакостной настоятели в храмах магазины духовных товаров пооткрывали. Кто-то больше, кто-то меньше, кто-то вообще совестится такого... Да только неверно так... бездуховно...