Галина Липатова - Паладинские байки

– Буду благодарен, – согласился он на предложение.

Марионелла улыбнулась, соскочила со стула, набросила ему на плечи полотенце, выдвинула ящик комода и достала гребень, искусно вырезанный из кипариса, зашла Робертино за спину, развязала красную ленту и распустила его черные волосы. Погладила их легонько и принялась расчесывать, медленно, перебирая по прядям. Это завораживало и убаюкивало, и Робертино позволил себе заснуть.

Снилось ему полузабытое детство: залитый солнцем патио прабабушкиного поместья, под полосатым навесом у стены в кресле сидит мать и читает книгу, а маленький Робертино, счастливый и беззаботный, вбегает в патио с заднего двора, где только что бегал наперегонки с детьми слуг, с маху влетает в фонтан, плещется в нем, а потом, мокрый с головы до ног, подбегает к матери и обнимает ее. Мать откладывает книгу, подхватывает его и сажает на колени, начинает выбирать из волос соломинки и репьи, ласково говоря: «Не подобает графскому сыну выглядеть так неряшливо, но это пустяки, ведь мы ничего не скажем батюшке, верно? Главное, что ты снова можешь бегать!» И Робертино вспоминает еще в этом сне, что в тот год он тяжко болел всю весну и начало лета, и все думали, что если и выживет, то навсегда останется немощным и слабым. Но он победил болезнь, и к началу осени бегал, прыгал, плавал и дрался с сельскими мальчишками так, словно никогда не был болен затяжным воспалением легких, не поддававшимся даже магическому лечению.

Он проснулся от того, что Марионелла коснулась его руки. Паладин вздохнул, ощущая спокойствие и безмятежность. Все тревоги ушли, в голове была полная ясность, на сердце – покой и никакого томления.

– Спасибо, сеньора Марионелла, – поклонился ей паладин. – Вы меня очень… выручили.

Кастелянша-полуфейри улыбнулась, стряхнула с полотенца темные волоски прямо в камин, на тлеющие угли. Робертино еще раз поклонился, положил на комод три реала и вышел. Почему-то теперь был уверен: тревожащие непристойные сны еще долго к нему не вернутся.

Не успел он дойти до лестницы, как столкнулся с капитаном. Тот смерил его придирчивым взглядом:

– Сальваро, сдается мне, у тебя не по уставу длинные патлы, – и полез в карман.

– Как скажете, сеньор капитан, – безмятежно отозвался Робертино, поворачиваясь к нему боком, чтоб тому удобнее было измерять.

Капитан развернул мерный ремешок, приложил:

– Двенадцать с половиной дюймов. Вот что ты за человек, Сальваро? Еще ни разу мне тебя ни на чем не удалось подловить.

– Стараюсь, сеньор капитан, устав чтить и ему следовать, – отозвался Робертино и сам ужаснулся своей смелости. Но Каброни только хмыкнул:

– Ну-ну, ты смотри какой языкастый. Прямо как наставник твой, Кавалли. Ладно, иди уже, тебя там ждут. Этот баран Джулио на спор в рот светошарик засунул и вынуть не может. Так что давай, дуй применять свои лекарские умения. Зря, что ли, король за твое обучение в университете платит.

Робертино молча отдал честь и пошел к лестнице, краем глаза успев заметить, что Каброни открыл дверь в кладовку и заглядывает туда, светя карманным светошариком и принюхиваясь.

Однако паладин был уверен, что капитан ничего не унюхает: прибирали за собой и чистили вытяжку в этой кладовке все, кто туда ходил пыхать и рукоблудить, так что Каброни за все годы своего капитанства неизменно оставался разочарован. Конечно, он мог устроить возле кладовки засаду, но, видимо, считал это ниже своего достоинства, да и по уставу не запрещалось ни пыхать, ни рукоблудить, так что придраться он формально мог бы лишь к тому, что паладины за собой не прибирают или что, пыхая, подвергают пожарной опасности королевский дворец. Но пока что никого застукать не удавалось.

А светошарик Робертино даже вынимать не понадобилось: стоило только сказать придурку Джулио, что придется разрезать ему рот, а потом зашить, как тот от ужаса попытался заорать, распахнул пасть пошире, шарик и выпал. Правда, потом пришлось ему челюсть вправлять, но, по крайней мере, хоть все, кто в тот момент в казарме кадетов были, повеселились.

Деликатное поручение

С тех самых пор, как объединитель Фартальи, король Амадео Справедливый, создал корпус паладинов, повелось, что в самом корпусе есть четыре отряда – паладины странствующие, паладины королевские, они же придворные, паладины городские, и паладины-храмовники. «Отряд» – название очень условное, потому как, к примеру, странствующих паладинов на целый полк наберется, да и остальных по большому счету тоже немало. Но традиция есть традиция. Главным и самым престижным считается отряд придворных паладинов – потому что при короле и при дворе обретаются, живут с удобствами, в отличие от странствующих, и устав не такой строгий, как у храмовников, правда, придворные паладины в столице еще и обязанности городских выполняют.