Мария Чурсина - Проклятье

Мелодично разлился по этажам звонок, и в двери повернулся ключ. Маше показалось, что стоило двери чуть приоткрыться, как в коридор высыпала сразу вся группа, застучали шаги по скользкому полу.

Они её окружили таким плотным кольцом, что даже Горгулья, реши она прорваться к опоздавшей, не разорвала бы строй.

— Ну что? — первой спросила Сабрина, загодя хмурясь.

— Ничего, сказал всё переделать. Как я и думала. — Маша старалась ни на кого не смотреть.

— Вот зараза! — упоённо-громко подвёл итог Рауль. — В третий раз посылает переделывать.

Ляля ткнула его локтем в бок — потише мол, тут преподаватели ходят.

— По-моему, сейчас самое время от него уйти, — заявила она не менее громко, чем Рауль. — Пока всех руководителей не расхватали. А что, потом дождёшься — не к кому будет приткнуться.

Сабрина смотрела молча, кажется, даже не мигая, и её взгляд угнетал Машу больше всего, даже больше, чем слова всех остальных.

— Я бы на твоём месте ушла, — сказала Ляля, окончательно выдохшись.

Все смотрели на неё так выжидающе, что Маше пришлось ответить.

— Нет, я не уйду. Я не могу так… отступить. Понимаете? Тем более, что никто другой не занимается оперативной работой.

Кто-то вздохнул, кто-то всплеснул руками, и круг распался, только Сабрина осталась стоять рядом, сложив на груди руки. Её злое напряжение сменилось отрешённой усталостью.

— Пойдём что ли, — вздохнула она наконец, кивая на дверь аудитории. Хвост чёрных волос качнулся от плеча к плечу.

И очень вовремя. Горгулья начала лекцию за пять минут до конца перерыва.

— А отдохнуть? — горестно вздохнул с задней парты Рауль.

Она сердито вскинулась, дрогнул бледно-розовый шрам на левой щеке. Коротко стриженые волосы топорщились ёжиком, почти бесцветные в ярком солнечном свете.

— Отдохнёте в гробу.

Иногда Маше казалось, что если за день она ни разу не услышит «в гробу отдохнёте», день будет прожит бессмысленно и глупо. Не успела она скользнуть за первую парту, как взгляд Горгульи обратился к ней.

— Орлова, ты курила?

Ну вот, как по расписанию.

— Нет, Татьяна Альбертовна, я просто была в кабинете у Мифодия Кирилловича.

Губы Горгульи дрогнули, словно она собиралась продолжить обличительную речь, после которой Маше обязательно захотелось бы сжечь всю сигаретную промышленность мира, но не издала ни звука. Поджала бледные губы.

— Садитесь быстрее, начинаем.

Мифа они все не любили — Маша знала. Точно так же знала, что при всей нелюбви, никто и никогда не решится ему перечить в открытую, а уж тем более — крутить интриги за спиной. Так что он может курить у себя в кабинете, встречаться, с кем захочет, и приходить на работу, когда вздумается. Никто и никогда не пойдёт против Великолепного Мифа.

На доске объявлений висел листок бумаги: «собрание преподавателей», дата, время. Миф сорвал его, оставив на кнопке клочок бумаги, окинул взглядом остальные объявления. Кого-то отчисляли, от кого-то требовали справку медосмотра, ничего примечательного.

Кафедра — дверь направо, табличка на четырёх шурупах. Унылое совещание затянется как всегда до глубокого вечера. Он без стука открыл дверь.

— Как старые раны, болят на перемену погоды? — Миф прошёлся по кафедре, скрипя паркетом.

Горгулья обернулась. Максим сгорбатился за столом, делая вид, что его здесь нет. В конце вытянутой комнаты кашлял и вздыхал Ли. Аннет торопливо свернула окошко пасьянса на экране компьютера. Высокие окна подёрнулись вечерним маревом. Институт уже притих: разошлись курсанты, но ещё горел свет в некоторых окнах.

Миф подцепил двумя пальцами стул, поставил его рядом с Горгульей. Сел верхом. У неё на столе лежала связка ключей с потёртым брелоком-компасом. В оболочке из прозрачного пластика болтался шар — север, юг и так далее.

— Положите на место, — потребовала Горгулья, проследив за его руками.

У неё было каменное лицо — не просто так курсанты наградили её прозвищем, — даже не каменное, обсидиановое. У неё был шрам через левую щёку и жёсткий взгляд цвета испитого чая. Ещё — неловко вывернутая нога, которая болела каждую весну и осень, из-за которой походка Горгульи тоже делалась каменной, походкой статуи. Не просто так её отправили в отставку.

— Бросьте, вам всё равно, а мне пригодится. — Миф отстегнул простую защёлку, стащил брелок с кольца.

Горгулья не спускала с него взгляда.

— Положите на место, я сказала. Я знаю, зачем вам, потому и говорю.