Мария Чурсина - Проклятье

— Есть масло чёрного тмина, оно гораздо лучше по многим показателям. — Мартимер кивнул на маленький холодильник в углу.

— Тьфу на тебя!

Она сидела на лестнице — три ступеньки вверх, и будет шестой этаж. Рядом, ссутулившись по-беспризорному, устроился мальчик в мешковатой куртке и безостановочно хрустел семечками. Как только их запас, зажатый в ладошке, подходил к концу, он лез в карман за следующей порцией.

Прозрачным осенним днём дом не молчал, дом говорил сотнями голосов и шагов, наперебой. В узкие окна лестничных площадок заглядывало паутинно-серое небо. Между Машей и стеной протиснулась женщина с двумя пакетами.

— Девочка, не сиди на бетоне, простудишь себе всё. — И жизнерадостно махнула пакетом.

Они его не видели — почти никогда. Наверное, до тех пор, пока он сам не решал, что им пора бы его увидеть. Они топтали чёрную хрустящую шелуху, и не замечали даже этого.

Ещё он никогда не говорил. Если Маша садилась рядом, он заглядывал ей в глаза и улыбался, как улыбаются искривлённые рты мёртвых. Она ему тоже улыбалась — на всякий случай.

В сумке лежали последние расчеты. Маша думала, что больше сюда не вернётся — отработанный объект. Жители дома странным образом привыкли к ней, и подростки со скамейки здоровались по вечерам — два раза. Когда Маша приходила, и когда уходила — тоже. Здоровался и старик, который сидел на раскладном табурете рядом с почтовыми ящиками. Люди быстро привыкают к новым соседям.

Она уже почти ощущала этот дом своим, когда в сумерках бродила по коридорам, угадывая, за какими дверьми жилые квартиры, а за какими — нет.

Она жалела, что не умеет рисовать. Как хотелось иногда запечатлеть эту воплощённую смерть, чтобы показать Сабрине и остальным, чтобы они хмурились, разглядывали, чуть-чуть не верили. Она бы положила рисунок в самую нижнюю папку самого нижнего ящика и нашла бы лет через пять.

Сфотографировать всё равно не выйдет. В лучшем случае на снимке отпечатается расплывчатое пятно. В худшем — вообще ничего. Железные прутья перил, зелёная краска на краях ступенек.

Маша поднялась, удобнее устраивая на плече ремешок тяжёлой сумки.

— Ну, бывай, — в первый раз она обратилась к смертёнышу и пошла вниз по ступенькам. Зелёная краска на них — как торжественный ковёр.

Уходя на пролёт вниз, она глянула на мальчишку и вдруг поймала его взгляд — внимательный взгляд немигающих глаз.

Маша поздно возвращалась, и, приходя, она каждый раз она стряхивала песок и налипший на колени мелкий гравий. Коротко отвечала на вопросы и ничего не рассказывала сама.

Она приходила в комнату и тут же с головой закапывалась в цифры, расчеты и чужие статьи, на которые обязательно требовались ссылки.

— Прекрати уже работать, — требовала Сабрина. Маша, не оборачиваясь, трясла в воздухе указательным пальцем — ещё одну секундочку, — но так и не прекращала. Потом Сабрина уже и не пыталась.

Дождь обрывал листья с деревьев, распугивал задумчивых птиц. Когда листья и птицы кончились, Сабрина поняла вдруг, что они с Машей толком не разговаривали целую неделю. Несколько подсказок на семинарах и рассуждения на философии, конечно, не в счёт. Она решила, что сегодня не отступит и не ограничится дежурной фразой.

Маша вернулась даже раньше, чем обычно. Поджав под себя ноги, Сабрина сидела на кровати и наблюдала, как она достала из холодильника морковку в прозрачном пакетике, разворачивает и ест с таким видом, как будто даже не понимает, что именно ест.

Пусть бы только это. Морковка, во всяком случае, ничем не хуже яблока.

— Маша?

Она рухнула на стул и принялась копаться в раззявленной сумке.

— Я сегодня встречаюсь в Мифом в институте. Нужно показать ему то, что сделала.

— Слушай, это прекрасно, но ты не слишком увлеклась?

— Не слишком увлеклась учёбой? — Маша подняла голову от сумки. — И это ты мне говоришь? Ну ладно, я тебе это припомню, когда буду лежать кверху животом на кровати в приступе очередной лени.

У неё были странные глаза, лихорадочный взгляд, такой бывает только у больных и… Сабрина потянулась к ней, но всё, что смогла — упереться локтями в изголовье кровати. Матрас мягко прогнулся под её весом.

— У меня иногда такое чувство, что ты сейчас свалишься.

— Нет, — улыбнулась Маша. — Я себя хорошо чувствую.

Так улыбаться могут только сумасшедшие или… Сабрина вздохнула, потеряв сразу и нить разговора, и все заготовленные наперёд фразы.

Она так и не смогла заговорить снова. Что было делать? Убеждать, удерживать? Сабрина молча наблюдала, как Маша сгребает со стола и запихивает в сумку исписанные листы.