Мария Чурсина - Проклятье

Маша вздрогнула.

Дверь хлопнула, открывшись разом на предельно возможную ширину. Чья-то рука, едва видимая в слабом свечении далёких люстр, вытащила на порог того самого ребёнка. Сначала Маше показалось, что он одет в мешок, завёрнут в огромную тогу, и только потом она поняла, что мальчик всего-навсего в великоватой спортивной куртке. Такую мог бы носить его отец, если у паренька, конечно, был отец.

Маша вжалась в свой угол и стала ещё более тихой, чем обычно. Дверь хлопнула, отрезав от тёплого и тёмного безвременья квартиры и мальчишку, и Машу, и тех двух, болтающих в полумраке, которые давно уже замолчали.

Мальчишка повозился немного у дверей. Маша не могла понять, чем он там занимается — то ли царапает новенькую обивку, то ли ищет что-то, обронённое в сумятице. С его стороны доносился приглушённый полувой-полуплач, как будто возилось за оградой беспомощное животное. Притихли даже те двое, стали неслышными и незаметными.

Наконец он поднялся и пошёл, тяжело и неритмично ступая по выложенному фигурной плиткой полу. Звук его шагов напоминал стук сердца, зашедшегося в приступе. Неровный — тук, тук-тук-тук, тук, тук-тук.

Прошло минут пять, прежде чем осмелились шевельнуться те двое и шмыгнули обратно в квартиру. Маша переступила на месте. Ноги, оказывается, уже онемели. Она зашагала прочь — и под ногами её захрустела шелуха от подсолнечных семечек. Как старые хрупкие кости.

…- Я видела его раньше. Два дня назад он сидел на лестнице девятого этажа. Это же он и есть сущность, правда?

— Ну что, — сказал Миф, бездумно хлопая себя по карманам. Усилием воли остановил себя. — Поздравляю. Ты его нашла. Ты видела местное воплощение смерти. Видеть такое — редкий дар. Обычно их только чувствуют. Видимо, у тебя талант.

— Воплощение смерти? — растерянно повторила Маша, пропустив похвалу мимо ушей — об этом она подумает позже. — Это опасно?

— Как тебе объяснить. — Миф смотрел на струи дождя. — Опасна ли смерть? Больше, чем нужно, она… он всё равно не заберёт. Иногда я находил такие новообразования, ты сама можешь посмотреть описания в статьях последних лет. Сущность четвёртого порядка. Они могут принимать разные формы. В общем, написать о нём работу и будет твоим заданием на ближайшее время. Это войдёт в курсовую.

Миф отвернулся, наблюдая за струями дождя. Он сузил глаза, как будто ушёл в своих мыслях очень далеко отсюда.

Это случилось летом, на полевой практике. Миф пришёл к ним в первый раз, опоздал, сослался на неотложные дела, улыбнулся, и его улыбка растопила все женские сердца, кроме сердца Сабрины.

— Второй курс, — сказал он, — знаю, вам жизнь кажется мёдом, потому что вас привезли в город, а не гоняют по полям. Ну что ж, немного вас огорчу, эта практика будет не менее сложной, а в некоторой степени даже более опасной, чем все предыдущие. Конечно, к настоящим аномалиям вас никто не пустит, но уверяю, я выберу для вас интересные объекты.

Маша рассматривала блики света в его очках и не могла оторвать взгляда. С первой парты это было так удобно. Она различила древесные нотки его запаха.

Взгляд Мифа замер на Сабрине — она вежливо улыбалась, уперевшись подбородком на основание ладони. Он стянул очки и дужкой указал на их парту.

— А вам, леди, я, пожалуй, оставлю самое интересное.

Никто не был виноват в том, что потухшая аномалия вдруг проснулась. Миф оказался не в курсе, в отделе контроля развели руками. Никто не ожидал трагедии.

Летом в заброшенной больнице без вести пропала Сабрина. Маша хорошо помнила удивление Мифа, когда звонила ему, выбежав из больницы. Пальцы не попадали по кнопкам мобильного. Тогда Миф пообещал ей, что всё будет хорошо.

Поиски Сабрины остановили на второй день, когда всем стало ясно, что аномалия разошлась и готова сожрать кого-нибудь ещё. На третий день Маша пошла в больницу сама, тайно, без защит. Из всех приборов с ней были только фонарик и серебряное кольцо.

Маша отлично помнила пятнадцать этажей — четырнадцать лестничных пролётов, по которым шла, изо всех сил пытаясь не слушать, что шепчут тени у неё за спиной. Миф запретил ей подниматься дальше третьего, но ей было всё равно.

Больница вздыхала, как смертельно раненое животное. Вздымались покрывала из зелёных сеток, трещали строительные леса, сыпалась с потолков штукатурка. На пятом этаже у Маши остановились часы, на седьмом она выпустила из рук план, и он улетел в пространство между лестницами.