Пол Макоули - Дитя камней

По ночам прошлое крепче держит Лондон, чем настоящее. Неумолимый ритм дневных забот стихает и отступает. Обитатели города запираются в тюрьмах своих домов, и пустые улицы простираются во всех направлениях под тощим оранжевым свечением, что отбрасывают высокие регулярные ряды уличных фонарей, их молчание полнится эхом трагедий прошлых поколений. Но некоторые лондонские улицы не затихают никогда. Квинсвей, Уголок ораторов Гайд-парка, Олд-Комптон-стрит в Сохо, улицы вокруг вокзала Виктории, Набережная, Верхняя улица в Арлингтоне: люди по ночам тянутся сюда, и именно на эти неспящие улицы тянутся многие мертвые — по привычке, из-за голода, из безнадежного любопытства. В последнее время я тоже провожу здесь большинство ночей, бродя среди живых и среди умерших.

Хотя дела умерших были моим занятием с тех пор, как я живу в этом великом и ужасном городе, во время этих ночных хождений меня интересовали не духи, импы и другие обычные ревенанты, с которыми я сталкивался, но то, что их привлекает. За шесть месяцев до этого я обнаружил, что в мире пробудились новые ужасные твари. Твари, что охотятся на мертвых и черпают их них свою силу; твари, что начинают охотиться на живых. Львы, тигры и медведи. Неспящие улицы, где пересекаются города живых и умерших, начинают привлекать внимание этих новых хищников, как водопои в африканском вельде притягивают больших кошек, которые охотятся на буйволов, зебр и газелей, приходящих пить. Именно тогда, когда я наносил на карту этот страшный новый бестиарий, я обнаружил, что не только монстры пробудились в наши странные времена, что дверь из моего прошлого распахнулась и из нее вышел старый враг.

Айлингтон, Верхняя улица, лето, два часа пополуночи.

Молодой человек с голой грудью с ярко-зеленой прической в стиле «могиканин», с руками, усеянными бугристыми татуировками и узелками от уколов, сидит в дверном проеме конторы агента по недвижимости и делит банку пива с молодой женщиной в истрепанном черном платье и в армейских ботинках. Импы гнездятся вокруг их глаз, словно крошечные скорпионы, бледные, возбужденные и жирные от яда героиновых снов.

В другом проеме спит, свернувшись калачиком, человек под грязным одеялом, охраняемый дворняжкой-заморышем, которая спокойно смотрит на меня, когда я бросаю пару монет рядом с головой ее хозяина. Человек, мой старый знакомец, шевелится и бормочет, не просыпаясь: «Берегитесь, мистер Карлайл.»

Хороший совет, и мне следует прислушаться к нему. Ибо последние три ночи меня перехватывает пара громил в безупречно реставрированном кроваво-красном «ягуаре» Марк-I. Каждую ночь большая машина мурлычет впереди меня, когда я направляюсь домой, а человек на месте пассажира склоняется в открытое окошко и говорит о некой книге, находящейся в моем владении, о редком томе, который его наниматель желает купить. Каждую ночь он предлагает за книгу все больше денег, и каждую ночь я отвергаю его предложение. Я понимаю, что рано или поздно он перейдет к другой тактике — самое вероятное, к какой-нибудь разновидности насилия. Этой ночью я еще не видел «ягуара», но уверен, что он появится до того, как я достигну безопасного убежища своего дома, и предчувствия этого столкновения словно электрическим током щекотит мне затылок.

Чуть дальше по улице закрывается какой-то клуб. Люди, спотыкаясь, выходят на улицу мимо двух вышибал в черных костюмах. Какая-то женщина в коротком белом платье горбится на обочине и плачет. Другая в еще более коротком платье обнимает ее за плечи и пытается успокоить, не подозревая об импах, тучами гнездящихся в волосах подруги, словно блохи на больной кошке. Еще одна женщина отталкивает мужчину в сером костюме, безуспешно пробует остановить проезжающее такси и нетвердо уходит прочь, и пока он изрыгает на нее оскорбления, черные искры гнева прыгают по его лицу. Три мужика в футболках, обнимая друг друга за пояс, шагают мимо меня механической походкой в дрезину пьяных. Когда я делаю шаг в сторону, крайний пристально смотрит на меня, но взгляд его вдруг становится смущенным, когда я снимаю с него зубчатую мелкую тварь, что вызывает его враждебность.

Когда я завершаю свой жест, что-то привлекает мой взгляд по другую сторону улицы. Маленькая тощая фигурка сутулится в дверях ресторана, одетая в прогулочные штаны и серую куртку, капюшон которой натянут на бейсбольную шапочку. Имп, толстый и лоснящийся, как кладбищенская крыса, скрючился у фигуры на плече, концом длинного хвоста обмотав фигуру за запястье.