Татьяна Зингер - Нечего бояться

Слово взял Ник. Я топталась в дверном проеме, ведущем на кухню, и выглядывала из-за спины друга. Он объяснял размеренно, длинно, но вскользь. Ни обещаний, ни требований, ни истинных причин. В море фраз -- стакан информативности.

И всё-таки граждан было не провести.

-- Вам мало смертей? Эта малявка хочет истерзать наших детей?! -- хриплым голосом возмутилась женщина с тусклыми медными волосами и синюшностью под глазами.

Я попыталась оправдаться, но Ник опередил:

-- Вы додумываете больше, чем сказано. Опыты практически безболезненны. Ларка, я прав?

-- Угу. Они требуются для...

-- Если наработки верны, а я склонен верить им, -- многозначительно добавил Ник, -- дети обладают особым иммунитетом. В крови есть что-то, чего нет у нас. Неужели не очевидно, что от мора гибнет мало детей?

-- А что потом?! -- горячился седовласый мужчина с перевязанной рукой. -- Нам пить их кровь ради выздоровления?

Остальные поддержали его неодобрительными возгласами и угрозами сжечь лабораторию. Нас обвинили во всех грехах, едва ли не в людоедстве. Передернуло.

-- Если появится необходимость задействовать кровь, мы спросим ваше мнение, -- Ник выделил интонацией "ваше". -- Пока же её нет. Благодаря исследованиям Ларка выявит состав для лекарства, который способен спасти нас. Но пить кровь -- это дикарство.

Ник убеждал долго, мягко. Его размеренный тон убаюкивал. Люди шушукались, правда, утратив былое негодование. Неужели поверили доводам? Ушли они успокоенные; не все, но большинство. Пятеро даже пообещало распространить просьбу среди знакомых.

Я ожидала провала, но днем в дверь позвонили. На пороге высилась худощавая женщина с кульком в руках. Она передала его мне с какой-то брезгливостью, точно -- мусор. Ногой подтолкнула стоящую рядом сумку.

-- Спасибо, -- я приняла младенца и прижала к груди. -- Но зачем же с порога? Проходите. Лично сможете убедиться, что я не причиню зла. Или вы заберете ребенка позже?

-- Делайте с ним, что хотите, -- прошелестела она, -- мне он не нужен. Я бы выбросила, но муж потребовал оставить и передать на воспитание наблюдателям, когда карантин будет снят... Я исполню свой долг, отдавая его вам.

Кулек запищал. Я с сомнением посмотрела на сероватое лицо, выглядывающее из тряпок. Пускай и просила детей любого возраста, но ожидала кого-то постарше, с кем легче найти общий язык и понять, в чем он нуждается. Писк -- это хорошо или плохо?

-- А чем вы его кормите? -- опомнилась я.

Женщина усмехнулась.

-- Чем не жалко, тем и кормлю. Ах да. Муж называет его Веем, но как хотите.

И, развернувшись на некогда модных, а сейчас сколотых, потертых каблуках, ушла прочь.

Я распеленала маленького гостя. Он вел себя кротко. Почти не кричал, не плакал, но и не улыбался. Изредка кряхтел и смотрел на меня огромными, голубыми глазами. Сколько ему: полгодика, больше? Выглядит взрослым, но меньше года -- в год коссовцы пробуют ходить, а он даже не пытается сесть. Или виновата слабость?

Вещей было мало. Парочка неуклюже сшитых рубашек и штанишек, самодельные ботиночки да ворох лоскутов ткани, застиранных до желтизны.

Что теперь делать? Я представила, что у него придется взять кровь. А если для нескольких анализов?.. Дрожащими пальцами поднесла шприц-устройство к худенькой ручке с яркими прожилками вен. Но кольнуть не отважилась.

Пока ждала Ника, разделила с Веем банку супа. Ребенок ел неохотно, без аппетита. Ложки приходилось впихивать ему в рот. Скушал совсем мало, остальное стекло по губам. Неужели голод так подкосил детей, что они не могут съесть лишнего?

Ник вошел без стука, знал, что дверь не заперта. Он уставился вначале на меня, после -- на Вея, которого я неумело пеленала в плохое подобие подгузника. В А-03 есть специальное одноразовое белье для младенцев, тут же спасаются старыми тряпками, простынями, марлями.

-- О, нам повезло?! -- вместо приветствия воскликнул Ник, присаживаясь на краешек кровати. -- Так быстро?

-- Ага, -- я ругнулась, разматывая ткань. -- Повезло. Он здесь насовсем.

-- Как так?

Я пересказала, что произошло пару часов назад. Окончила эгоистичным, но честным заверением: детей боюсь и не умею возиться с ними. Они странные, а потому опасные; кто разберет, о чем думают и чего требуют?

Складка меж бровей Ника разгладилась, лицо просветлело. С хохотом он отобрал тряпку и легко, за полминуты, перепеленал Вея.

-- Ларка, присмотрись, -- погладил малыша по редкой челке. -- Разве он опасен? Обычный мальчишка, мы были такие же.