Татьяна Зингер - Нечего бояться

Я смотрела на бурые пятна и думала. Разносит ли кровь заболевание, о чем заверяет Единство? Раз так, сегодня не останется здоровых, Косс поляжет. Но как обосновать эпидемии и затишья, про которые говорил Ник?

Вдалеке звучал детский плач. Младенцы не прекращали реветь, не умолкали ни на миг. Они не знали всего горя, но чувствовали его. Счастливые... Им не нужно выносить трупы, успокаивать мечущихся в бреду. Они не боятся черных пятен на коже, они и вовсе...

Выдохнула от удивления.

-- Ник, -- пролепетала, боясь своей идеи, -- дети ведь реже болеют мором?

Он кивнул.

-- Нам нужна детская кровь, -- и закрыла лицо руками, иначе бы сгорела заживо: от стыда и презрения к самой себе.

Ник ответил не сразу. Интересно, о чем думал, пока переваривал сказанное? Трижды проклял себя за общение с полоумной? Или боролся с брезгливостью?

-- Ларка?.. -- как-то напугано то ли спросил, то ли простонал он.

Я помассировала ноющие виски и объяснила. Вероятно, детский организм имеет какой-то иммунитет, утерянный для взрослых. Но как узнать, в чем именно он выражается? Нужны исследования и, увы, детей.

-- Ты представляешь, сколько нам понадобится крови для того, чтобы излечить горожан? -- Ник отвел меня от площади и усадил на первую попавшуюся скамейку.

-- Необязательно использовать переливание, -- я помотала головой. -- Кровь -- не лекарство. Я хочу только изучить иммунную систему младенцев. Если получится, то станет возможным создать вакцину. Это, конечно, сложно, но...

В больнице стояли специальные аппараты, которые за один щелчок показывали полную карту человека: внутренние органы, патологии, любое мельчайшее изменение или процесс. Я читала, что всего несколько столетий назад изучение организма было трудоемким и неполным. Нам же достаточно нажать на кнопку для идеального результата. В лаборатории мои возможности ограничивались, и всё-таки, думаю, если покопаться в приборах -- можно извлечь хоть что-то полезное, тем более область исследования гораздо уже, чем "весь организм".

-- Но реально? -- окончил Ник, заглянув мне в глаза.

Я поежилась под его взглядом, в котором не было радости или понимания. Впрочем, отвращения тоже не было. Это вселяло маленькую уверенность.

-- Попробовать можно, -- зажмурилась. -- Но кто в здравом уме отдаст собственного ребенка для опытов? Ладно бы чужого, а так... Сам же говорил, вы их любите, растите.

-- Мы хорошо попросим, -- с полнейшей решимостью, как умел исключительно Ник.

Обещание-то далось легко, да какими словами убедить передать младенца на "растерзание" сомнительному врачу? Я не представляла, а вот Ник был настроен оптимистично. Он верил в меня так, как не верила сама я. До конца недели увидеться не получилось, но в первый же свободный вечер друг прибежал ко мне, чтобы набросать план действий.

-- Собрать всех мы не сумеем, -- размышлял он за чашкой сладкого кипятка. -- Но можем объяснить небольшой группе, та -- второй... Те, кто захотят помочь, придут сами.

-- А ты не боишься, что ребенка заберут без согласия родителей?

Вполне вероятный исход. Разве мало тех, кто грезит о спасении себя или близкого человека и цепляется за любой шанс? Такому плевать на чувства других семей. Выкрасть у них младенца и передать под видом собственного -- почему нет?

-- Боюсь, -- подтвердил Ник, покатав глоток воды во рту. -- Понадеемся на сознательность граждан.

Прозвучало так официально, что я невольно фыркнула. Правда, смешок получился невеселым. Да и откуда взяться веселью? Продукты не завезли ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье. И без того крошечные запасы истлели; голод накатывал волнами. Спасались водой да теми консервами, которые горожане успели забрать до мятежа или которые выпали, когда военные спешно покидали участок.

У меня оставалась пара баночек супов, припрятанных за холодильником; но на самый-самый черный день. Ник не простит меня, когда поймет, что я прятала пищу, пока другие умирали от истощения.

-- Попробуем? -- выждав, спросил он.

Я стряхнула паутину размышлений и кивнула.

Следующим утром жители близлежащих домов собрались в моей квартире. Ник, обходя их с просьбой подойти, не объяснял причин, ограничился коротким: "У медика участка есть задумки, ей требуется ваше содействие". Я поспорила, что никто не придет. Раньше же отказывались помогать. Но в переломный период коссовцы предпочли если не поверить в "марионетку Единства", то услышать её. Всего с двадцать человек, ослабленных, бледных, рассевшихся прямо на полу.