Не правда ли, именно это нам видится в самых страшных кошмарах? И мы знаем, что это правда. Слишком долго мы были звездами, перед тем, как стать нами.
Звездами всегда приходится быть слишком долго.
И мы всегда возвращаемся.
Через тернии — к звездам.
22.05.01
Зачем я убил ее? Не знаю. Я совсем не хотел ее убивать. Но когда она подошла ко мне, сияя доверчивой улыбкой, я нарисовал ей вторую улыбку обычным кухонным ножом.
Зачем?
Я не хотел ее убивать…
Я любил ее. Любил, как мог. Я носил ее на руках и осыпал цветами. Мне казалось, что и она счастлива. Но порой она бывала печальна, и эта печаль жила своей жизнью, как маленький черный зверек. То есть, это я думал о ней, как о маленьком черном зверьке, но на деле, должно быть, он был настоящим монстром. И я не смог спасти ее от него.
Наверное, я так и не смог понять ее до конца. Если бы я смог, может быть, я смог бы и спасти ее?
Но я задумался об этом слишком поздно. Когда нашел ее крепко спящей, рядом с пустым пузырьком от снотворного.
Она спала уже давно.
Она успела окоченеть…
Я убил ее тем, что не смог защитить от нее самой. Не смог спасти…
Не знаю, почему я сделал это кухонным ножом… Наверное, в нем было что-то от нее. И когда моя собственная печаль превратилась в черного монстра — монстра, что правит этим миром, что создал этот мир… я вскрыл себе вены этим ножом.
И теперь, каждый день она приходит ко мне, доверчивая и беспомощная, и каждый день я вновь и вновь убиваю ее. И не могу остановить свою руку. Ведь ее просто нет — мертвецы бесплотны. Мы способны испытывать боль только оттого, что режем другого, того, кто любим и дорог, снова и снова, каждый день…
Может быть, это даже не ад.
Это просто Королевство Печали…
14.02.2002
Его тело было зеленым, охваченным тленом. Словно священные уреи [3] Священные змеи, украшения в виде их означают божественную власть и мудрость.
, змеились на его челе черви. Он был разрублен на части, но я сложила вместе эти куски, и тлен и черви словно сплели его снова, в одно целое. И слезы мои высохли, когда я увидела, сколько бурной жизни произрастает на нем, славя его своей упитанностью и бойкостью! Черви кланялись ему, и лобзали его, произрастая из него.
И тогда я поняла, что он — жизнь! Что он — бог! О возлюбленный брат мой Озирис! Хвала тебе! Вечная слава! Ибо я видела, что жизнь никуда не уходит из тела! Подобно солнечному свету, дарит она жизнь ничтожным созданиям в могучем и добром своем сиянии!
А значит, и ты никогда не умрешь!
Так сказано мною, Изидой — владычицей Истины, что явилась передо мной во всем своем блеске и ясности.
Ты есть злачное поле, и хлеба, и янтарное пиво.
О брат мой Озирис, воплощенье блаженства за гробом, ты будешь править вечно над миром — посмотри, как он зелен — как ты, и как славно кишит бурной жизнью — как ты, и из него, как из тебя, все произрастает!..
02.10.01
Никто по-настоящему не верит в смерть. Никто не верит в то, что он не вечен, и не правит миром. Они не хотят говорить о смерти, или говорят о ней только как о какой-то игре. Не желая верить в свободу, и в то, что этот мир ничего не стоит, что он не вся вселенная, а лишь песчинка, всякий раз выгорающая почти дотла, и давно бы выгоревшая, если бы не разливы Нила. Но тот, кто есть бог в этом маленьком мирке, еще не бог вселенной.
Бывает, что это по-настоящему бесит. Ни с кем из них нельзя поговорить серьезно. Они и вовсе не знают, что значит серьезность. Ни Осирис, ради шутки спрятавшийся в гробу… Ну, что ж, тогда я заколотил этот ящик и сбросил его в «животворящий» Нил. И «бог» умер. Ни Исида, разыскавшая его в этом ящике, и делавшая вид, что он жив, и только притворяется. Чтобы ее разубедить, я разрубил покойника на части и разбросал их по всем сторонам света. Но Исида, с упорством, достойным лучшего применения, разыскала все кусочки, и сложила их «как было». Так как держались они не очень хорошо, она склеила их какими-то смолами и завернула результат в многослойные бинты, после чего опять объявила, что Осирис — жив.
Все они — просто сумасшедшие, пораженные слабоумием и манией величия. И все они мнят себя богами.
То ли дело — я? Мой разум чист и ясен, и жгуче резок, как порывы жестокого, сухого ветра пустыни. Я знаю в чем истина — в том, что всему приходит конец, и все в конечном счете будет сметено этим беспощадным ветром — как я сметаю все, что встает на моем пути, и все обратится в прах, кроме самой Смерти, — без всякого Царства Мертвых, о котором бредит и сочиняет сказки полоумный Анубис, — смерти великой, необъятной и окончательной — вот оно — настоящее божество! И иного нет во Вселенной. И лишь я, чувствующий себя ее воплощением, лишь я один могу именоваться великим богом, царящим над всем миром. Ведь всему миру, и час этот не за горами, с моей помощью скоро придет конец!
Читать дальше