Вера Космолинская: Час до конца света

— Так же. Что это было? Это пророчество или?.. И почему мы? Может, мы можем что-то изменить?

— Не знаю. Я думал, что изменил. Думал, это касается только меня. Думал, что вконец чокнулся на своей работе.

— А кем вы работаете?

— Никем, — ответил я ненамеренно жестко, сквозь зубы. — Был дутым пузырем… Пузырь лопнул. Теперь тоже никто, и этому рад.

Она жалко улыбнулась.

— А костюм хороший…

Я невольно усмехнулся в ответ.

— Все мыльные пузыри хорошо выглядят. Достаточно, если скажу, что был офисной крысой? Довольно крупной крысой, и все-таки… Продавать душу двадцать четыре часа в сутки…

— Вы католик?

— С чего вы взяли?

— Просто так подумалось. Просто я сама… И… все остальные не считают, что крупный бизнес — это продажа души.

Я улыбнулся.

— Вы ошибаетесь. В глубине души все это знают. Даже те, что не верят… — и слова отчего-то вновь застряли у меня в горле. Я был уверен, что не верил. Еще «вчера» не верил. А сегодня — я не знал, что и думать. Произошедшее было совершенно невозможным. — Ни в бога ни в черта… — пробормотал я наконец в леденящем суеверном страхе, — будто подобными словами мог что-то стронуть в течении событий, снова сделать его фатальным, ведь так хотелось верить, что что-то может измениться оттого, что мы сами станем другими. Но какими именно нам надо стать?..

— В нашей семье все веруют.

— Я не такой, — я решил оставаться честным, хоть не мог подавить внутренний трепет.

— Но мы оба помним…

— Именно за этим я это сказал… Вряд ли тут что-то может нас связывать.

— Я тоже могла нагрешить…

— Или наоборот…

— Но может быть, было нужно, чтобы мы встретились? Кто-то из нас должен сказать другому что-то важное.

— Что, например?

— Может быть, вы должны поверить?

Я выдавил смешок, ощутив слабо зашевелившуюся ярость.

— Не уверен, что дело в этом… И что тогда я могу сказать вам?

— Наверное, ничего…

— Вот именно… Тина.

— Джек?

— Джек Вирбски.

— Тина Мендес.

— Я не знаю, что сказать. Но может быть… все не обязано быть в точности так, как мы помним. Может быть, это какая-то развилка во времени. Мы уже ведем себя иначе. Может быть, так же поступит Луна?

— Может быть… Джек… — повторила она и ее голос умоляюще дрогнул. — Вы могли бы сделать одну вещь?

— Какую?

— Завтра, в 11.35, вы не могли бы?.. — она замолчала.

— Придти сюда? — закончил я. И она кивнула.

— Прошу вас. Пожалуйста…

— Не могу вам этого обещать, — сказал я подумав. — Простите. Я должен узнать, вдруг то, что должно произойти, помнит кто-то из моих близких. Боюсь, тогда в это время мне будет лучше быть с ними…

— Конечно… — она внезапно посмотрела на мои руки. Я понял, что она ищет кольцо. Которого не было.

— Мы в разводе, но это не значит…

Она молча кивнула.

— И у нас есть сын.

— Я понимаю…

— Простите, Тина. — Я поднялся из-за столика, махнул Элен и, оставив деньги на столе, двинулся к выходу. Голова кружилась, но все же скотч и кофе разливались в жилах необычной бодростью, почти смертельной, и было совершенно неважно, что будет потом. Будет даже совершенно неважно, если я по ошибке шагну под грузовик.

Грузовики меня сегодня избегали.

Женщина, назвавшая меня два года назад честолюбивым ничтожеством и вышвырнувшая мои вещи в окно, тоже.

Каким-то чудом ровно удерживая руль красного бентли, я упорно звонил ей, но она так и не подняла трубку. Зато до меня дозвонилась секретарша Джейн, в те краткие моменты, когда я оставлял попытки.

— Вирбски! Ты срочно нужен шефу!

— Пусть идет слону в задницу.

Я заблокировал этот номер. Через некоторое время новый звонок, с незнакомого номера:

— Эй, ты же спас компанию! Он хочет поговорить с тобой о повышении.

— Пошел к черту, пусть дальше сам ее спасает.

Тем более, недолго осталось…

Снова звонок и утробный рокот в трубке:

— Джонни, мальчик мой, чего ты хочешь?..

Я на мгновение зажмурился, рискуя наконец встретиться с вожделенным грузовиком.

— Чего я хочу? Чтобы завтра в 11.30 вы подошли к окну и 5 минут не сводили глаз с неба! Тогда поймете, чего я хочу.

Я отключил телефон и швырнул его на заднее сиденье. Остервенело стащил с шеи галстук и бросил туда же.

И вдруг пожалел о сказанном.

Это было жестоко. Но не более чем то, что все равно случится…

Все равно случится? Значит, я не верю, что могу что-то изменить. Ну да. Не верю. Ни я. Ни Тина. Ни кто-либо еще. Ради любого из нас, кто бы он ни был, ради его праведной жизни и правильных мыслей, Луна не превратит Землю в лепешку. А бог, если он есть, не уничтожит всех, ради некоторых. А если уничтожит, пошел к черту такой бог.