Василий Гавриленко: Убить Сталина

— Сволочь, — беззлобно проговорил Максим Петрович, с трудом ворочая разбитыми, слипшимися от крови, губами. — Да вы, видать, там еще большие скоты, чем мы. Знал бы Чехов…

«Причем тут Чехов? Кто такой Чехов?» — подумал тогда Архип.

Майор Сергеев знал, кто такой Чехов.

Вспомнились и процессы над НКВД-шниками: например, был расстрелян Конев, перед смертью — Архип Игоревич прекрасно помнил — кричавший: « Он знает? Вы ему сказали?».

Он знал — сомнений в этом быть не могло.

Сергеев проживал в типовой многоэтажке, в удобной двухкомнатной квартире. Пожилая соседка, выходя из подъезда, вежливо с ним поздоровалась, но майор, занятый своими мыслями, не ответил.

Дверь отворила Валя — уже, значит, вернулась с работы. Архип Игоревич снял пальто и, повесив на вешалку, не разуваясь, прошел в комнату.

— Архип, иди обедать, — позвала с кухни жена.

Он не ответил: странное чувство беспомощности владело им.

— Ты чего? — встревожено спросила Валя, зайдя в комнату. Она была на пятом месяце беременности, но все еще ходила в свою школу.

Сергеев с жалостью посмотрел на жену — что-то будет с ней, если с ним что-нибудь случится?

— Все хорошо, Валечка, просто нет аппетита.

Он подошел к ней, погладил по голове, поцеловал в щеку. Вспомнилось их знакомство — на фронте, куда Валю направили переводчицей. Чудо, что они вместе, чудо, что оба остались живы. Только за любовь этого робкого существа стоило, да, стоило, не совершать то покушение…

Около часа ночи зазвенел дверной звонок. Валя испуганно приподнялась на постели.

— Наверно, по работе. Лежи, я открою.

За дверью стояли трое. Одного, в форме майора, он кажется встречал в Управлении.

— Кто вы? — хмуро поинтересовался Сергеев.

— Майор Пронин. Вам нужно поехать с нами.

— Но так поздно…

— Срочное дело.

Архип Игоревич быстро простился с Валей, пообещал скоро вернуться, но, конечно, не сдержал своего обещания. При всем желании не мог сдержать.

Совсем как Конев, сидя на табурете перед направленным в лицо мощной лампой, со сломанной рукой и изуродованным лицом, майор Сергеев вопрошал:

— Он знает? Вы ему сказали?

Ярополк уныло бродил по пустой лаборатории. Доступ к файлам и системе уже опечатан, но биологические, физические приборы вкупе с архивом пока доступны — впрочем, кому они теперь нужны? Интеллектуальная Библиотека не прощает подобных проколов, хорошо, если обойдется простой высылкой сотрудников…

Вспомнилась фотография 1945 года, где Архип стоит рядом со Сталиным. Болезненная усмешка легла на тонкие губы Ярополка. Какое восторженно-раболепное выражение лица на ней у бывшего коллеги! Лаборатория отслеживала судьбу Архипа до тех пор, пока тот не попал в лагерь. Есть данные, что он погиб при попытке побега, есть и информация, что остался жив и вернулся домой после смерти Сталина. Кто знает?

Теперь лабораторию никто не мог спасти — да и нужно ли спасать? Все прошло, все быльем поросло. Самолюбие Ярополка тешил лишь тот факт, что он, похоже, оказался прав, предупреждая о метафизической опасности покушения на Сталина. Обаяние вождя подчиняло волю даже чрезвычайно крепких людей, и жизнь их становилась похожей на жреческое служение с элементами мазохизма. Да! Было что-то в этих репрессиях и казнях мазохистское , заранее предрешенное.

В дальнем темном углу лаборатории послышался писк. Ярополк подошел к стеллажу и увидел забытую клетку с лабораторной белой крысой. Она суетилась, чувствуя, должно быть, что вот-вот останется одна, боязливо нюхала воздух. Ярополк терпеть не мог крыс, но теперь ему вдруг стало жалко зверька. Он взял клетку и вместе с ней пошел к выходу, собираясь дать крысе свободу.

Москва, март 2009.