— Сто шестьдесят лет назад?! — восклицает Тимофей. — Вот уж точно, нелепость! Это же двадцатый век! Ты ничего не знаешь о двадцатом веке. И я не знаю. Мы понятия не имеем, как люди жили тогда… Но уж наверное не лучше, чем сейчас! Если мы…
Он, приподнявшись, посмотрел на заваленную хламом каморку.
— …С моей страховкой и зарплатой так плохо живём, то уж представить страшно, как тогда жили! А ты говоришь, не кошмар! Там, наверное, и воды такой чистой не найти, как у нас. Очистители в Волоколамской пустыне только двадцать лет назад построили. Откуда тогда-то воду брали? Представить не могу!
Катарина, повернувшись на бок, аккуратно положила свой большой живот на живот мужа.
И прошептала:
— Глупый Тима, покачай аккуратно ребёнка и послушай меня. Там всё не так, но совсем не плохо и не страшно. Если бы я попала туда не во сне, а прямиком из нашего мира, то конечно бы испугалась. Там какие-то странные парки, в которых безбоязненно гуляют люди, много деревьев, машины на колёсах, сладкий белый лёд, по воде плавают… на этих… деревянные такие штуки, в них сидят и плавают по воде… Очень весело! Там ещё пьют напиток ночью, он горьковато-сладкий… И разговаривают… Об…
Он зажмурилась, отчаянно пытаясь вспомнить.
— Нет, всё из головы вылетело. Во сне я всё помнила, честное слово! Всё-всё! И знала, как всё называется, и всеми предметами умела пользоваться. Кажется… Мне на глаза попалась такая штучка с маленькими бумажными листами, которые переворачиваются. Каждый лист — это день. День прошёл — лист перевернули. Даты, так меняются даты…
— Странная штука, — заметил Тимофей, стараясь дышать осторожно и плавно. — Зачем это надо, переворачивать каждый день маленький лист? Бумага — вещь дорогая и редкая, неужели нельзя другое применение найти?
— Наверное…
Катарина положила ладонь ему на грудь.
— Наверное, это для учёта времени. Такая древняя штука для учёта времени. И там увидела мельком… Кажется, было написано «семьдесят пять». Наверно, год. Ведь у древних так же было тридцать дней в месяце, как у нас? И ещё пять с небольшим — на праздник Весны?
— Не помню, — признался Тимофей. — Я в истории не силён. Да и не преподавали её нам. Учителя всё время менялись… Только устный счёт освоили. А там виртуальный учебник загрузили в память, на том всё закончилось. Файлов по истории там не было. Так мы…
Паук, сорвавшись в раковину, затопал и загремел, двигая тарелки.
— …живём в том веке? Двадцатом? В Семидесятые годы? И тебе всё там знакомо?
— Всё, — подтвердила Катарина. — Мы с тобой и там муж и жена. И мы не одни. У нас есть…
Она замолчала, прислушиваясь к шуму.
— Всё — таки надо было ту щель заделать. Пауки её расширили и лезут к нам. Они такие огромные! Я их боюсь!
— Весна затянулась, снег поздно сошёл. Холод чувствуют, — сказал Сергей. — У нас тепло…
Зевнул.
— Спи, Кати… Обычный ночной…
Закрывая глаза:
— …путаный, сказочный, неправильный… Сон такой, бывает… Мне вот приснилось, что на площадке глайдеров приземлился большой оранжевый шар… И мы с тобой… Нет, ну откуда ты можешь знать, что там было, в том веке?
— Я не знаю, — призналась Катарина. — Ниоткуда и не знаю. Это всё неправда. Тогда вода была другой, воздух другой, другие люди… Носили странную одежду! Может, погуляем завтра, Тима? Тебе на уборку площадки только послезавтра. А завтра пойдём в город? Скучно здесь… И духота всё время, домишки скучены, воздух в проулке не движется!
— Дём… — согласился Тимофей, уже почти провалившись в сон. — ём… улять… хр-р…
Катарина очень тихо, одним лишь движением губ произнесла:
-..ещё там пьют молоко… Как удалось его получить? Дорогое… Мы, наверное, очень богаты там, в двадцатом…
Глаза её закрылись.
Она увидела темноту, в которой прыгали и мерцали редкие синие и тёмно-малиновые искры.
Катарина протянула руки навстречу весёлым искрам.
И тоже стала засыпать.
* * *
Город начался неожиданно.
Из чёрной земли выросли ослепительно-белые, будто из искрящегося снега вылепленные дома с тёмно-синими, декабрьскими глазницами окон.
Ветер носил белую пыль по пустынным улицам.
Никто из жителей не вышел встречать Пса.
Город был пуст.
Между снежных громад дули ветры, но дыхание их вовсе не было ледяным. Город был снежен только на вид.
От земли исходил удушливый, печной жар. От стен — ледяноё холод. Смешиваясь, воздушные потоки образовывали странную, слоистую ветровую реку, где ледяные течения в мгновение ока сменялись огненно-горячими, и в целом воздух города выжимал тело, выдавливал и сушил его соки, и движение его рождало то мгновенную дрожь, то мгновенную же тяжёлую испарину.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу