Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

Но Пёс был ещё полон сил. Кажется, и сгинувший в болоте шаба отдал ему перед смертью часть своего огня. А болота — часть холода из непрогретых своих глубин.

Потому двигался Пёс быстро, не сбавляя шаг, и пересекал город по неведомому ему, но безошибочно выбранному маршруту.

На перекрёстках улиц в смерче крутился чёрный пепел.

В центре города накалённой жаровней лежала широкая площадь, окружённая со всех сторон особенно высокими домами с островерхими, алой плиткой украшенными крышами.

Камни площади жгли ему пятки, потому пробежал её Пёс на четвереньках (хоть прежде так не передвигался никогда, разве что переползал изредка, и то — на небольшие расстояния).

И, перебежав, скрылся от разошедшегося жара в одном из домов.

Здесь, за оградой ледяных стен, решил он дождаться ночи.

Отчего-то показалось Псу (то есть, не то, чтобы показалось… он так и не научился ловить свои мысли за хвост и составлять из них связные думы… прыгалки мысли, обрывки фраз, то понятные, то полупонятные, то вовсе непонятные — по прежнему хаотично и бессвязно), будто ночью легче станет.

Точнее, такой вот смутный образ мелькнул в голове его — ночь и остывшая жаровня.

И ладони хотелось приложить к стене, и держать их, прислонёнными к белому камню, долго и долго.

Пока кожу не начнут щупать зимние иглы.

Пёс заснул в холодном доме.

А когда проснулся — была уже ночь.

Глубокая ночь.

Он привстал с пола, где и спал всё это время, и замер, длинными пальцами вцепившись в пол.

Вокруг был светло.

Белые стены распространяли неяркое, но отчетливо видимое в полумраке внутренних помещений бледно-фосфорическое сияние.

И увидел Пёс, как в толще каменных (или обманчиво-каменных) светящихся стен неведомо каким образом перемещаются стремительно, пружинными бросками прыгают диковинные многоцветные змеи с выпуклыми, по-стрекозьи фасеточными глазами.

И услышал Пёс шипение, сменившееся тонким свистом.

А ещё увидел широкую спираль лестницы, уходившей от входной площадки — вверх.

Быть может, к самой крыше дома.

А там вверху, проникнув, должно быть, сквозь отверстия окон, прыгали жёлто-багровые отсветы дальнего пламени.

То был огненный свет, долетевший от Земли Пожаров.

Был близок конец пути. Не то, чтобы совсем близок, но… Уже виден!

Днём отблеск белых стен перекрывал свет горизонтной полосы огня.

Теперь же, в ночной темноте, отчётливо виден был свет Земли Пожаров.

И надо было лишь…

— Ра-у! — довольно зевнул Пёс, широко открыв пасть и высунув закрученный в трубочку кончик языка.

…подняться наверх. Туда, на самую крышу.

Определить направление.

И пойти. Быстро, быстро.

Так быстро, как умеет ходить только Пёс.

Иные псы так быстро не бегают, как этот Пёс ходит!

В сторону огня, в пылающий край.

Пора…

Пёс встал, выпрямил затёкшую от долгого лежания спину.

И, первым же броском разом одолев шесть широких ступеней, побежал — вверх.

Путь был долог. Так долог, что Пёс, устав от подъёма, дважды останавливался для отдыха.

И смотрел на кривляющихся в толще стен змей.

И смотрел на расходящиеся лучами от лестничных площадок ряды арочных галерей, уходящих в бесконечную глубину дома.

На двадцать шестом пролёте галереи исчезли и остались лишь гладкие стены, в расположении которых явно заметен стал увеличивающийся с подъёмом наклон.

На тридцать втором пролёте стены стали заметно сближаться, пролёты укоротились, и ступеньки из широких и длинных стали короткими и крутыми.

После очередного поворота вдоль изломанной в неровном изгибе стены, выше одолённой уже на хриплой отдышке каменной площадки — открылась вдруг, подсвеченная тревожным огнём, величественная твердь гигантского хрустального купола, прозрачной державной шапкой увенчавшего дом.

Красная фигурная плитка лежала на куполе не сплошным покровом (как на многих иных домах в этом городе), и не покровом прерывистым.

Выложена она была лишь по длинному хрустальному краю, не поднимаясь к вершине. Но выложена не просто так, не простою опоясывающей лентой, а сплетена узором, в сложных завитках которого явственно проступали магические знаки и символы, значения которых Пёс, разумеется, не знал (да и откуда было ему знать?), но само присутствие отчётливо различал.

И потому, если бы мог Пёс вцепиться в хвост хоть одной своей мысли и ненадолго остановить её, то догадался бы непременно, что попал в дом особенный, откуда, верно, просто так и не выйти.