Гильермо Дель Торо - Форма воды

Элиза видит зеленое, и голубое, и желтое… потом быстрее… фиолетовое, алое, янтарное… еще быстрее… персиковое, оливковое, канареечное… и еще, еще быстрее… все известные и неизвестные цвета, заслоняющие сияние шторма.

Это он, канавки на его теле полыхают, и он держит ее в руках, его кровь смешивается с ее, рана к ране, оба они соединены той жидкостью, которая дарит жизнь.

Оба они умирают.

Волна толкает «Беретту» к краю дамбы, но Стрикланд проворнее, он ползет к оружию, хватает его, держит двумя руками.

Теперь нужно избавиться от крыс, что осмелились напасть сзади.

Стрикланд перекатывается на спину, пинает старика в лицо, отталкивает Далилу Брюстер. Он весь искусан, кровь течет из раны в ступне, ослеплен небесным потопом. Однако он опирается на локте, открывает рот, глотает дождь.

Это теперь его дождь.

Стрикланд садится, вода стекает ему в легкие, но это даже приятно.

Deus Brânquia фонтанирует светом, он смотрит на Стрикланда через завесу ливня, Элиза покоится в его лапах. Медленно тварь опускает девушку на землю, волны лижут ее. Жабробог поднимается.

Стрикланд моргает, пытаясь понять.

Чудовище получило две пули в грудь, и все же оно поднимается? Даже ходит?

Deus Brânquia шагает по дамбе, его тело словно факел в ночи, он нечто безграничное, манифестация того, что Стрикланд, глупый человек, мечтал сделать ограниченным.

Но он пробует еще раз. Он нащупывает пистолет и стреляет.

В грудь Deus Brânquia. В его шею. В его живот.

Deus Brânquia проводит рукой по дырам от пуль, и раны будто смывает дождем. Стрикланд трясет головой так, что брызги летят в сторону: неужели вышедшая из берегов река дает твари подобную мощь, или собравшиеся на берегу животные отдают повелителю жизненную силу?

Он никогда не узнает. Ему не позволено знать.

Стрикланд плачет, издает те рваные, длинные всхлипы, которых он не позволял Тимми. Опускает голову, поскольку ему стыдно встречаться с вечными сияющими глазами Жабробога.

Deus Brânquia опускается на колени перед Стрикландом.

Единственным когтем он зацепляет пистолет, выдергивает его из ослабевшей руки и кладет наземь. Язык черной воды обрушивается на дамбу, хватает «Беретту», уносит ее. Тем же самым когтем Deus Brânquia поднимает Стрикланда за подбородок, аккуратно, почти нежно.

Стрикланд ежится, пытается закрыть глаза, но не может.

Их лица разделены считанными дюймами, слезы бегут по его щекам, по когтю Deus Brânquia, по его полыхающим чешуйкам, и Стрикланд открывает рот, он рад, сейчас, в самом конце, что к нему вернулся его собственный голос.

– Ты бог, – произносит он. – Мне так жаль.

Deus Brânquia склоняет голову набок, точно прислушивается к молитве.

Затем убирает коготь с подбородка Стрикланда, и нечто острое скользит у того по шее. Через миг он чувствует себя вскрытым, и это не такое плохое чувство, ведь он был закрытым так долго, слишком долго.

В голове его легкость. Он смотрит вниз.

Кровь заливает его грудь, течет широким потоком, опустошает его нутро. Обезьяны, генерал Хойт, Лэйни, дети, его грехи, все, что осталось от Ричарда Стрикланда, от того потенциала, с которым он начинал, будучи не более чем оболочкой для потенциала.

Он падает назад.

Нет, это Deus Brânquia укладывает Стрикланда в воду, мягкую и теплую, как одеяло. Это счастье, вода заливает глаза, он может видеть только воду, и более ничего. Конец. Только он смеется, когда умирает.

Ведь это только начало.

Джайлс видит, как цивилизация строит себя заново посреди буйства природы. Автомобили с яркими мигалками завывают, точно наказанные дети, бегут люди в униформе и дождевиках, тащат оборудование.

Останавливаются там, где масса животных загораживает вход на дамбу; тех не так много, как раньше, но все же достаточно.

Появляются зеваки, люди, способные забыть о шторме ради того, чтобы выяснить – что там происходит в доках, что там светится, может быть, какой-то безумец пускает фейерверки?

Джайлс откашливается.

Он должен был умереть, он помнит, как отчаянно сражался с волнами, которые не обратили внимания на его трепыхания и поволокли в глубину. Но его руку схватила чужая ладонь и потащила к дамбе, она должна была соскользнуть, но все же не соскользнула.

Помешали мозоли, оставленные годами работы с тряпками, щетками и губками. Точно такие же мозоли, как у Элизы.

Та самая черная женщина, которую Джайлс видел мельком на загрузочной эстакаде в «Оккаме», их тайный сообщник. Как она оказалась здесь, он не в состоянии представить. Но сейчас, как и тогда, она явилась, сильная и полная невероятной, искренней храбрости. Едва художник оказался на дамбе, она выхватила кисть из его кармана и атаковала человека с пистолетом.