Гильермо Дель Торо: Форма воды

Аромат Жабробога, морская соль, фрукты, ил.

В «Оккаме» промышленные антисептики уничтожили его, и это было ошибкой. Насколько глупо поступили люди, лишившие себя самого важного органа чувств?

Он знает, кого винить. Уборщики.

Их мыло, хлорка и прочая химическая дрянь вовсе не стирают мерзость с этого мира, они прячут другой мир, и так и будет продолжаться, если Стрикланд не положит этому конец.

Две двери.

Он выбирает ближнюю, не беспокоится о том, чтобы использовать руки или ноги. Поднятая «Беретта» выплевывает пулю, и дверь, даже хуже, чем в студии Далилы Брюстер, разлетается в щепки.

Стрикланд отшатывается в сторону, вламывается плечом вперед, пистолет вскинут, как в тот день в Йондоне, когда он ощутил в себе готовность уничтожить все, что дышит…

Deus Brânquia, огромный, блаженный, сверкающий, глядит на него.

Стрикланд ошибся, думая, что он готов. Он не готов.

Он кричит, падает на колени, и стреляет, он кричит и стреляет, кричит, стреляет. Пули пролетают насквозь Deus Brânquia, и Жабробог не реагирует.

Пистолет нагревается в руках Стрикланда, кисти его дрожат от отдачи.

Он закрывает лицо руками и отшатывается, ожидая возмездия, Deus Brânquia смотрит на него, терпеливый и неизменный.

Стрикланд вытирает дождь с глаз, он понимает. Этот Жабробог не настоящий. Убить его не получится. Это только рисунок. Больше, чем модель, безупречно детальный. Deus Brânquia настоящий неким образом, словно он изображен кровью Deus Brânquia, и чешуйки на бумаге настоящие, и грязь взята со стен грота, в котором обитает тварь.

Стрикланд наклоняет голову, и ему кажется, что Жабробог поднимает руки, предлагает объятие.

Визуальный трюк.

Стрикланд отвергает то, что вспоминает. Но память врывается, вламывается в него. Его погоня за Deus Brânquia, что завершается в той бухте. Как он загнал того в пещеру. Как тот потянулся к Стрикланду, принимая его насилие, гнев и смущение, понимая те обязательства, которые привязывают Стрикланда к божеству по имени генерал Хойт.

Стрикланд в ответ загарпунил Deus Brânquia.

До этого момента он никогда не отдавал себе отчета, что насадил себя на другой конец гарпуна, связав их двоих навечно, рана к ране.

Элиза не может отрицать, что это некое чудо.

Та единственная ночь, когда она вынуждена идти через город бок о бок с существом, оказывается ночью столь лютого разгула стихии, что улицы и площади пусты. Беглые автомобили прячутся на парковках, водители надеются дождаться ослабления шторма, достойные жалости одиночки кроются на остановках или под козырьками магазинов, в ужасе наблюдают, как вода захлестывает их ботинки.

Тротуары непроходимы, и Элиса с Джайлсом идут по единственной доступной тропе, по центру проезжей части, существо между ними, его жабры раскрыты навстречу дождю.

Она едва бредет, словно промокший халат весит тонны; художник же, несмотря на возраст, неутомим. Но они двигаются недостаточно быстро, тот, кто вломился в «Аркейд синема», может догнать их.

Элиза бросает взгляд назад, ожидая услышать хруст, с которым разрушенный «Кадиллак» покатится за ними, словно танк, или увидеть, как Ричард Стрикланд пойдет через струи дождя.

И уста его снова выплюнут: «Клянусь, я смог бы сделать так, что ты запищишь. Совсем чуть-чуть, а?»

Если не Стрикланд, то какой-нибудь добрый гражданин ринется помогать, а это ничуть не лучше. Элиза лихорадочно оглядывается, мокрые волосы бьют ее по плечам. Требуется второе чудо: машина с ключами зажигания или маниакальный водитель автобуса, не сошедший с маршрута.

Элиза сигнализирует Джайлсу «слишком медленно».

Он не смотрит, и она тянется мимо существа, шевелит пальцами перед лицом художника. Тот хлопает ее по руке, но не в ответ, это лишь попытка привлечь внимание. Джайлс останавливается, существо кренится в сторону, и Элиза едва не опрокидывается с каблуков.

Им нельзя останавливаться, нельзя!

Она гневно смотрит на Джайлса, но тот таращится на бордюр, глаза расширены. Справа от них темная масса собирается в сточной канаве, грязь, поднятая из затопленной канализации.

Но масса движется, плывет через лужи, карабкается по тротуару.

Элиза понимает, что это, и вздрагивает: крысы, огромное количество крыс! Издалека доносятся испуганные крики, зверьки дерутся друг с другом, розовые хвосты дергаются, их поток разливается по дороге словно гудрон, сырые тушки блестят в свете фонарей.