Александр Кондратьев: Туристы икс [СИ]

После обеда Иван отпустил детей на озеро, чтобы те искупали изнывающую от жары Зинку, еще не обстриженную с зимы, в прохладной, не успевшей прогреться, воде, а сам вновь пошел в огород.

Иван умело работал штыковой лопатой, отшлифованной землей чуть ли не до идеального блеска. Когда лопата оказывалась на поверхности, то от нее в разные стороны разбегались солнечные зайчики, разбуженные от зимней спячки. Накопав большой пятак, он брал в руки грабли с удобной длинной деревянной ручкой, выстроганной из ровного тонкого ствола молодой березки, и ровнял жирную, удобренную перегноем, землю, на которой совсем скоро должны зазеленеть всходы моркови и редиса, укропа и петрушки, салата и фасоли. Работа в огороде доставляла Ивану удовольствие.

Спиной Иван почувствовал, что на него смотрят. Отложив в сторону грабли, он обернулся, но увиденное заставило усомниться в стопроцентном зрении: возле дома стояла супруга. Маша тяжело, не по-доброму, смотрела на Ивана. Он даже подумал, что это не Маша, а другая женщина, внешне на нее похожая, ведь она должна прилететь только завтра утром в аэропорт Барнаула.

Маша, обутая в модные лаковые туфли на высоких каблуках, не обращая внимания на свежевскопанную землю, пошла напрямик через огород, проваливаясь в сырую землю, марая и туфли, и колготки. Чем ближе она подходила к Ивану, тем меньше сомнений у него оставалось, что это не Маша, и тем больше он не узнавал ее. К нему шла Маша, но не та Маша, которую он знал. Не его Маша. Чужая. С недобрыми глазами. С искривленным от злобы и ненависти лицом.

Иван стоял в недоумении: что случилось, почему не позвонила, не предупредила, что с ее лицом, глазами, с ней. От увиденного он просто опешил, не мог сделать и шага навстречу. Он видел, что Маша не шутит. Так не шутят. Все серьезно. Но чем вызвано такое поведение супруги не мог даже предположить.

Маша остановилась в полутора метрах от Ивана. Она сверлила его глазами, кусала от злости губы и, наконец, ее прорвало:

— Ну, как без меня хорошо развлекся? Всех шлюх в округе перетрахал? Или еще остались? Значит, садом занимался, пока меня не было? Яблоньки, смородинку сажал? Я все знаю! Знаю всех твоих розочек и ромашечек! Гад, ты! Сволочь! Убить тебя мало! Ненавижу! Не…

— Маша, что с тобою? Очнись, Маша! Это я, посмотри на меня! Маша, опомнись! — обычно спокойный и уравновешенный Иван готов был закричать, лишь бы только достучаться до жены, которая явно была не в себе.

— Что на тебя смотреть? Ненавижу! — Глаза у Маши налились кровью, кожа на лице побледнела, глаза стали пусты, безжизненны, на кончиках губ выступили пузырьки белой пены.

Ивану стало страшно за Машу, и тут он увидел в ее руке охотничий нож. Наверное, вид ножа вернул Ивана в состояние, дающее возможность здраво рассуждать. Нож был не знаком Ивану. Получалось так, что Маша заранее приобрела нож. Для чего? Ему не хотелось верить в то, что Маша принесла нож для того, чтобы использовать против него. Получалась какая-то чушь.

Еще пять минут назад Иван был на все сто процентов уверен, что застрахован от подобных сюрпризов жизни. Но на деле получалось, что никто не может быть застрахован от кошмара, который неожиданно может ворваться в любую семью и вмиг, как смерч, возникший ниоткуда, разрушить все на своем пути.

Маша демонстративно, словно играла по заранее написанному сценарию, отбросила за ненадобностью в сторону от себя дамскую кожаную сумочку, откуда, по всей видимости, и достала нож. Взгляд обрел какую-то осмысленность. Она оценивающе и весьма хладнокровно посмотрела на нож, затем перевела взгляд на Ивана. На лице появилась зловещая улыбка. Чужим хрипловатым голосом она произнесла:

— А сейчас я тебя убью!

Ивану показалось, что он присутствует на съемках третьесортного малобюджетного фильма времен перестройки и все происходившее вокруг и есть кино, а он случайный зритель. Он не собирался вступать в борьбу за свою жизнь со своей женой. Может на это и был расчет.

Вдруг Иван ощутил, что внутри что-то взорвалось, и он стал как бы расти. Не его мускулистое и крепкое тело, а что-то большее, что пряталось в его теле. Странные и ни с чем несравнимые чувства испытал Иван. В глубине души он понимал, что меняется, но разум с трудом это принимал, так как это не вписывалось ни в какие установленные правила жизни, нормы поведения, жизненный опыт, приобретенный к тому времени.

Иван смотрел на Машу. Он видел, как та занесла нож для удара ему в грудь. Он в замедленном действии видел как сверкающий на солнце клинок работы неизвестного китайского «мастера», рассекая воздух, приближался к сердцу, как медленно сокращается расстояние.