Александр Кондратьев: Туристы икс [СИ]

НЭП, или, по-другому, ГСБД [3] Новая экономическая политика — грабеж средь белого дня. породил ТСМ [4] Тюремно-сиротскую музыку. . Народ слушал ТСМ, народ пел и подпевал ТСМ. Народ танцевал под ТСМ. Народ гулял под ТСМ. Народ отдыхал под ТСМ. Народ забывался под ТСМ от ГСБД.

Эстрада в самые трудные перестроечные годы сменила лирико-романтический и патриотический окрас на сиротский и тюремный.

В обществе стало модно и престижно называть и считать себя сиротами казанскими, питерскими, тамбовскими или солнцевскими, аналогично и каторжанинами, ворами, зеками, братками. На худой конец, если не считать себя таковым, то, хотя бы, подрожать им сленгом, повадками, поступками, одеянием, наколками.

Посетители модного барнаульского кафе «Визит», наспех переделанного из «Закусочной», возбужденные быстрым танцем под ТСМ, присаживались к столикам, заставленным дешевыми салатами из желто-зеленого горошка, соленой сельди, картофеля, яиц и майонеза в различных вариантах и сочетаниях, местным барнаульским пивом и водкой, разлитой где-то на загородных дачах или заброшенных складах в соотношении шестьдесят процентов воды из-под крана к сорока процентам к завезенному импортному дешевому спирту, немногим отличавшемуся от отечественного технического.

Ведущий вечерней программы (диджеи в стране появятся чуть позже) объявил «белый» танец под ТСМ в исполнении популярнейшего исполнителя — сироты номер один Димы Шатуна из группы «Ласковый вой».

Ивана из раздумий вывел приятный женский голос, сумевший прорваться сквозь мелодичный плач подростка, звучавший из десятка колонок, развешенных по стенам кафе.

— Вас можно пригласить на белый танец?

— На белый? — удивился Иван, не услышавший объявления ведущего. Он посмотрел девушке в глаза. Глаза также озорно блестели и улыбались, как у Марины. — С Вами я готов станцевать не только белый танец.

Девушка пожелала. И понеслось! И закружилось!

Их отношения развивались стремительно. Со стороны казалось, что два человека нашли друг друга, нашли одно общее счастье на двоих. Через два месяца после знакомства и бурного романа Иван и Маша расписались, не устраивая пышной свадьбы, посчитав, что и без этого счастливы. Маша взяла фамилию Ивана, став частью его жизни. Их общей жизни, считал Иван.

Летели годы. Иван и Маша строили семейную жизнь, иногда идя на взаимные компромиссы и уступки. Без этого семью строить не просто тяжело, а не возможно. Рожали и воспитывали детей. Воздвигали большой дом. Высаживали деревья в саду. Делали вроде бы все, чтобы прожить жизнь в любви и согласии.

Но налаженная семейная жизнь год назад раз за разом стала трещать по швам, оголяя белые нити, на которых все эти годы держались отношения Ивана и Маши.

Иван отчетливо вспомнил вчерашний вечер.

Он вернулся с работы часа на два раньше обычного. Открыв двери своими ключами, Иван хотел сделать сюрприз Маше, представ перед ней с букетом из пятнадцати алых роз. Но сюрприз не удался. Маша была не одна: с незнакомой гостьей она сидела на кухне и что-то негромко обсуждали. На столе стояла полупустая бутылка красного французского вина, на четверть наполненный вином фужер, ваза с фруктами и конфетами, нарезка сыров.

Увидев Ивана на пороге кухни, Маша растерялась и навстречу для приветственного поцелуя не вышла, что делала всегда за годы совместной жизни, даже если Иван возвращался домой ночью. Она отвела взгляд от Ивана и засуетилась возле обеденного стола, неожиданно решив, что чего-то не хватает в его убранстве.

Гостья, напротив, без капли стеснения и с явным интересом немигающими глазами рассматривала Ивана, сидя на угловом мягком диване, закинув ногу на ногу, демонстрируя стройные загорелые ноги, прикрытые лишь на треть юбкой. В руке она держала бокал с кроваво-красным вином, не по-сибирски отпивая содержимое мелкими глоточками, словно дегустируя вкусовые качества.

Гостью Иван видел впервые. Но что-то в пристальном взгляде незнакомки напомнило ему, заставило внутренне встрепенуться, собраться, словно услышал звук гонга, извещавший о начале поединка с опасным противником. Шестым чувством Иван ощутил, что за холодными, лишь внешне красивыми черными глазами незнакомки, прячется смертельная опасность.

От незнакомки исходила реальная угроза, и в скором времени Иван испытал угрозу в действии, став объектом той самой угрозы. Но прежде, за мгновение, за миг до этого, он стал другим. Внезапно, как воздух при взрыве передутого воздушного шара, Иван вырвался на «свободу» из себя, из своей телесной оболочки, став кем-то другим, оставаясь между тем и собою, то есть оболочкой, привычным человеческим живым телом. Он посмотрел на нового себя, пошевелил пальцами рук, приподнял руку.