Затем произошло нечто, что можно сравнить со съемками трюка из боевика, когда «герой» или «антигерой» стреляет из крупнокалиберного пистолета, винтовки или ружья холостыми патронами в загримированного каскадера, и тот, привязанный со спины к пружинистой резине, отлетает после выстрела-хлопка на пять-шесть метров назад. Вот только Маша не была каскадером, а Иван стрелявшим героем. И никакой привязанной резины к спине не было. Отброшенная невидимой для человеческих глаз силой, пролетев несколько метров по воздуху, Маша приземлилась на мягкую землю.
Иван склонился над Машей, потерявшей сознание, не понимая, что произошло, кто отбросил ее. Он попытался забрать у нее нож, но не смог: рукоять буквально впилась в ладонь, став с ней чуть ли не одним целым. Иван бережно поднял жену на руки, отнес в дом и уложил на диван. Присев рядом, он долго и внимательно смотрел на нее. Постепенно с лица Маши исчезла зловещая маска, мышцы расслабились. Иван смотрел на нее до тех пор, пока не понял, что та спит крепким беспробудным спасительным сном.
Проспав почти двадцать часов, Маша открыла глаза. Иван в это время сидел рядом в кресле, не сводя глаз с нее глаз. Маша посмотрела на него удивленными глазами, не осознавая, что находится дома, и тихим ослабшим голосом, лишенным привычной энергии, произнесла:
— Иван, мне снился такой страшный сон, будто я хотела тебя убить, — она замолчала, в уголках глаз появились слезинки. — Мне страшно, Иван! Все было так ярко, словно происходило наяву, а не во сне. — Она приподнялась с дивана, осмотрелась. — Как я оказалась дома? Я ведь должна быть в Москве. Ничего не понимаю. Как у меня болит голова, как она разрывается на части! — Маша обхватила обеими руками голову, пытаясь остановить или успокоить боль, и опять легла. — Мне плохо, Иван, — простонала Маша…
Внезапные приступы ярости и безумства, сопровождавшиеся желанием убить Ивана, возникали у Маши примерно раз в два месяца. Она стреляла в него из охотничьего ружья картечью, но не попала, от чего Ивану пришлось срочно продать весь свой арсенал. Сталкивала его с лестницы, но Иван, сумев сгруппироваться, при падении ничего не повредил. Перерезала тормозной шланг на машине, но Иван, выезжая из гаража, обнаружил неисправность.
После немотивированной вспышки агрессии и следовавшего покушения на жизнь Ивана, Маша погружалась в сон, после которого воспринимала происшедшее как страшный сон, и не могла никак объяснить и понять, что с ней происходит.
Консультации, осмотры специалистов психиатров, анализы, тесты никаких явных нарушений в психике и здоровье Маши не выявили. Ее состояние корифеи сибирской психиатрии объясняли расплывчатыми, совсем ничего не объясняющими словами: краткотечное остродепрессионное состояние, вызванное неизвестными факторами вследствие чего-то также не очень известного, усиливающееся на фоне… Это объяснение напоминало известные многим слова из художественного фильма, снятого еще в СССР, что голова — место серое и малоизученное. Кажется, что и в наши дни для современной медицины голова так и осталась серым неизученным местом; если давление в норме, пульс в порядке и температуры нет, то, либо здоров либо дурак.
Иван, изучавший на протяжении двадцати лет в свободное время различные народные методики исцелений, испробовал все известные народные средства, но ничего не помогало. То, что исцеляло других, на Машу совершенно не действовало. Удивляло Ивана и то, что при выливании воском над головой Маши, раз за разом появлялся один и тот же устрашающий рисунок, такого он в своей практике не встречал. Не могли это разъяснить и другие специалисты по «выливанию», к которым Иван обращался. Ездил он и в Луга к бабе Оле, которая в свое время помогла ему. Но она лишь сочувственно посмотрела на Ивана и сказала, что терпи, коль судьба такая.
Через несколько дней после случавшихся покушений, вызванных обострением неизвестной болезни, отлежавшись, Маша возвращалась к нормальной жизни. Иван вновь привозил детей от мамы, потихоньку успокаивался сам, молясь и надеясь, что все пройдет и подобное больше не повторится, а жизнь вернется в прежнее русло. Почти ничего в поведении Маши не напоминало о том страшном, что периодически происходило в их жизни, лишь во сне она иногда кричала и плакала, произносила незнакомые Ивану имена. А вот глаза раз за разом становились все более чужими.
Именно Машины глаза привлекли пятнадцать лет назад внимание Ивана. Вначале он увидел глаза до боли знакомые. Глаза первой любви не забываются. Машины глаза напомнили ему Марину. Он даже подумал, неужели судьба через семь лет опять свела их. Но внимательно присмотревшись к девушке, сидевшей за соседним столиком кафе в компании двух подруг, он нашел лишь некоторую схожесть с Мариной, девушкой из его юности, к которой испытал первую любовь. А вот девушкины глаза были копией Марининых глаз. Он узнал бы их из миллиона.
Читать дальше