Юрий Самарин - Отсечь зло

— Болею. Кашель замучил.

— Давно пора тебя подлечить. — Куца дожидался, пока Старуха подальше унесет консервы и сигареты.

— Прошу тебя, не надо. Я… Я… еле хожу…

— Надо же, какое совпадение — я тоже. — Куца приблизился.

Бомж встал на колени.

— Я старался, ребята… Я… — он опять закашлялся.

— Будешь лучше стараться! — С этими словами блондин резко ударил ногой бомжа в грудь, в район солнечного сплетения. Кент отлетел на метр и повалился на бок, захрипел, но уже следующий удар настиг его и пришелся по голове. Из горла бомжа хлынула кровь, она сначала окрасила прилипшую к подбородку тряпку, а затем тонкой струйкой потекла на утрамбованный временем и ногами мусор, образовывая лужицу. Судороги прошли по жалкому телу давно опустившегося человека, голова дернулась, и он уставился стекленеющими глазами в голубое небо, солнечные лучи сушили не то гной, не то выступившие напоследок слезы.

— Нет, — взвизгнула Маня, — нет! Не надо! Зачем?!

Девица вскочила как ошпаренная, сделала несколько шагов в сторону входа в их бетонную хижину и начала с утробным охом оседать на землю.

Еж первым понял, в чем дело, велел щуплому пулей лететь за одеялом, а сам повернулся к блондину.

— Дурак ты, Куца! — сказал он стоящему в замешательстве над трупом подростку. — За этот галстук Крутой все долги нам спишет. Может, Кент галантерейный склад нашел? Козел ты после этого… — Еж плюнул в сторону Куцы.

— Все равно бы сдох. — Куца вытер тыльной стороной ладони не то пот, не то слезу.

Старуха притащил одеяло и вертел его в руках, не зная, что с ним делать. Маня стонала.

— Что уставился? Стели одеяло. Не видишь — рожает!..

Маня вынесла сверток с ребенком на солнышко, не такое жаркое, как всегда, видимо, из-за ветерка, гоняющего легкий сор маленькими вихрями. Редкие облака отдельными айсбергами бороздили иссиня-белое небо. Поблескивало стекло, посвистывали, радуясь ветерку, щелки и всевозможные трубочки, принадлежащие некогда холодильникам, моторам и еще бог знает чему, скрежетало железо, укрывавшее кого-то от дождя, а теперь зажатое бетонными плитами и раздробленными кирпичами рухнувших стен. По своим делам бегали крысы. Все как всегда, с коррективой на редкий здесь ветерок. Все как всегда.

— Какой славный денек, Котик.

Девица, а теперь мама, назвала мальчика Сережей, однако, с легкой руки Куцы к нему пристало не то имя, не то прозвище — Котик, первоначально Кот-подкидыш, а затем, в смягченном варианте, — Котик.

Мальчик оказался спокойным, сопел, гугукал, почти не плакал, как будто понимая, что мешать старшим здесь не положено, более того — опасно. Да и его мама стала стараться всем угодить, подать, принести, приласкать, случалось — отдать положенную ей сигарету, а то и колеса. Впрочем, от колес она, к удивлению всех, в последнее время отказывалась в пользу лишней доли пищи. Больше других оценил эти перемены Старуха, которому раньше доставались от Мани пинки и щипки, а на интимные посягательства — сплошные отказы. Юная женщина и сейчас норовила избежать сексуальных утех, ссылаясь на тяжелое послеродовое состояние, хотя Котику пошел уже седьмой месяц, но ласковое слово, участливое отношение действовали на Старуху магически, правда, иногда он вскидывался, в нем просыпалась какая-то дикая злоба, зато в другой раз он мог отдать последнее. Недавно приволок кусок пестрой плотной материи, наверняка отдал за нее что-то стоящее. Ежу Маня сразу после рождения сына заявила, что ребенок от него, она, дескать, все высчитала и мальчик точно от него, его сынок, и тот должен за него отвечать. Куца подсмеивался над этим и говорил: «Погодите — подрастет, посмотрим, на кого похож, может на Ежа, может, на Крутого, а может, на Старуху или меня… История умалчивает, кому давала Маня. Может — Кенту? Поживем — увидим». Еж зло усмехался в пробивающиеся усы: «Знал бы точно, что твой, Куца, в болоте бы утопил». «Какие сантименты», — кривлялся блондин, однако, не решался развивать эту тему, чувствовалось, что крепыш верит в свое отцовство и с этим приходилось считаться. Однажды Еж сказал: «Ребенок — обуза, самим иногда жрать нечего. С другой стороны — подрастет, мы из него такого разведчика сделаем, мечта, ведь он в любую щель пролезет. Складов все меньше, добираться до них все трудней, каждый подвал копать не будешь… Поняли? Выходит — от него может быть большая польза, а раз так, берем его на довольствие. Смотри, блондин, ты за него персонально отвечаешь, пылинки будешь сдувать, а то я тебя в такую щель самого засуну, никогда не выберешься». Куца ребенка и так не любил, а после предупреждения вообще возненавидел.