Уиллис Эмерсон: Дымный Бог или Путешествие во внутренний мир

Мир, утверждает Олаф Янсен, изначально был создан Великим Архитектором Вселенной таким образом, что человеку предназначалась для обитания «внутренняя» сторона Земли; с тех пор здесь всегда жили «избранные».

Изгнанники из «райского сада» сохранили свои исторические легенды.

История людей, живущих «внутри», содержит рассказ, напоминающий знакомое нам повествование о Ное и ковчеге. Он, подобно Колумбу, отплыл из некоего портового города к неизвестной земле, якобы лежащей далеко на севере, взяв с собой множество зверей полевых и птиц небесных — и больше о нем не слыхали.

На северных окраинах Аляски и еще чаще на побережье Сибири обнаруживаются кладбища костей с огромным количеством мамонтовых бивней, схожие с древними захоронениями. По рассказу Олафа Янсена, они представляют собой останки обильной и разнообразной фауны полей, лесов и многочисленных рек Внутреннего Мира. Подхваченные океанскими течениями или вмерзшие в плавучие льдины, они отложились, как плавник, на сибирских берегах. Так продолжалось веками; вот откуда ведут свое происхождение эти загадочные кладбища костей.

Уильям Ф. Уоррен, в цитировавшейся выше книге, пишет по этому поводу на страницах 297 и 298: «Арктические скалы говорят нам об Атлантиде, что чудесней рассказов Платона. Залежи ископаемой слоновой кости в Сибири превосходят любые скопления останков такого рода в мире. По крайней мере со времен Плиния они постоянно разрабатывались, однако все еще остаются основным источником поставок кости. Останки мамонтов столь многочисленны, что, по словам Гратакапа, „северные острова Сибири кажутся сложенными из массы этих костей“. Ему вторит другой ученый автор, описывающий острова Новой Сибири к северу от устья реки Лены: „Из земли каждый год извлекают большое количество слоновой кости. И действительно, некоторые острова считаются не чем иным, как смерзшимися воедино грудами плавника, останков мамонтов и других допотопных животных“. Можно смело заключить, что за годы, прошедшие со времен русского завоевания Сибири, из земли выкопали пригодные для использования бивни более двадцати тысяч мамонтов».

Перейдем теперь к истории Олафа Янсена. Я привожу ее со всеми подробностями, как она изложена в рукописи им самим. В рассказ вплетены некоторые цитаты из недавних трудов исследователей Арктики; отсюда видно, с какой внимательностью престарелый скандинав сравнивал свои впечатления с пережитым другими путешественниками по ледяному Северу. Вот что пишет этот адепт Одина и Тора:

Меня зовут Олаф Янсен. Я норвежец, но родился в маленьком рыбачьем русском городке Оулу, на восточном берегу Ботнического залива, в северной части Балтийского моря.

Мои родители были в рыболовецкой экспедиции в Ботническом заливе и зашли в гавань этого русского городка незадолго до моего рождения, последовавшего 27 октября 1811 года.

Мой отец, Йенс Янсен, родился в Редвиге на скандинавском берегу, близ Лофотенских островов, но после женитьбы обосновался в Стокгольме, где жила семья моей матери. С семи лет я начал сопровождать отца в его рыболовных экспедициях вдоль берегов Скандинавии.

Я с раннего детства жадно глотал книги и в возрасте девяти лет был помещен в частную школу в Стокгольме; там я оставался, пока мне не исполнилось четырнадцать. С той поры я участвовал во всех рыболовных рейсах отца.

Отец был ростом в шесть футов и три дюйма и весил более пятнадцати стоунов. Типичный суровый и крепкий скандинав, он превосходил выносливостью любого известного мне человека. Он был по-женски добр и выказывал свою нежность в мелочах, но обладал непередаваемой решительностью и силой воли. Он не признавал поражения.

В девятнадцатый год моей жизни мы отправились в наше последнее рыболовецкое плавание, закончившееся тем невероятным приключением, о котором я собираюсь поведать миру, — но не раньше, чем завершу свое земное странствие.

Я не нахожу в себе смелости опубликовать известные мне факты, покуда я жив, страшась новых оскорблений, страданий и заточения. Беды начались с того, что капитан спасшего меня китобойного судна велел заковать меня в кандалы — только потому, что я рассказал правду об изумительных открытиях, совершенных моих отцом и мною. Однако на этом мои испытания не завершились.

После четырех лет и восьми месяцев отсутствия я вернулся в Стокгольм и узнал, что мать моя за год до того скончалась. Имуществом, оставшимся от моих родителей, распоряжались члены ее семьи, и оно было немедленно передано мне.