Татьяна Мудрая - Паладины госпожи Франки

— Кому вы это рассказываете! Но об этом позже. А тогда чувствовал я себя дурак дураком. Внизу меня, как и можно догадаться, ждали мои «верные».

— А наверху?

— Заполз в уютную выемку — и ни туда, ни оттуда. Двое суток без воды и еды, хоть росистую травку поутру жуй. Травы-то как раз было в достатке.

— И чем же завершилось ваше испытание?

— Поймал я свою рыбу. Точнее, бобра. Что там — медведя. Короче — Барса. Крупного хищника, одним словом.

— Значит, оказались удачливей меня. Я-то всего-навсего подсекла двух плотвичек. А карп, то есть вы, — сорвался с крючка и ушел в вольное плавание.

— Так ведь и я не то что поймал: скорее, меня самого изловили. Его воины увидели меня сверху и бросили волосяной аркан. Извлекли, напоили, сунули кусок то ли жеребятины, то ли козлятины и посадили в седло заводной кобылы.

— И чудно. Люблю хорошие концы, — она натянула одеяло по самый нос, до смеющихся глаз.

— Любопытный человек этот Идрис, — как бы про себя продолжал священник. — Помесь катара с исмаилитом. Мир для него зло и очарование сразу. В чем-то он редкий умница, а иногда дитя сущее. Я его полюбил. Ходил под его левой рукой, то есть второразрядным доманом, но был немного большим своего чина. Ох, и дела мы творили поначалу! Нам легко было находить общий язык касаемо тех попов и корольков, что пытались завезти в Степь испанские методы. Горы мы тоже от них маленько почистили: вначале Первый Лорд смотрел на нас чуть ли не как на союзников в борьбе с еще не придушенным папизмом. Это пока мы его самого не окоротили, когда он стал притеснять католическое население — добро бы одних непокорных ему и Алпамуту князьков и прочую благородную шушеру. Ну, а потом и мой Снежный Барс начал оборачивать методы инквизиторов против них самих… с добавлением некоторых чисто гябрских ухищрений… Говоря честно, это скорее не он, а его низшие доманы, но он знал, что они творят его именем… И являться в селения стал подобно богу из машины: вершил суд над господами и взимал вместо них налоги… Сначала я попросту не желал в этом участвовать и просился назад к Однорукому.

— К кому? А, поняла.

— Потом из меня начали сыпаться дерзостные идеи. Понимаете, он и его подчиненные — всё же две разные сферы. Он не в состоянии действовать сам и вынужден в материальном полагаться на других. И легко соглашается с теми, кто выставляет его голосом уснувшей крестьянской совести; в той же мере, как и со мной, когда я доказываю ему, что лишь виллан знает, на что годен его синьор, и что не надо решать за мужика. Но вот когда я предложил ему поселять наших молодых стратенов посреди местных жителей или вообще воспитывать их из эроских и лэнских недорослей, он вдруг заявил, что я толкаю его на чисто иезуитские хитрости. Не понимаю: отцы в коллеже, напротив, считали, что я прост, прям и незатейлив, как оглобля. Где логика, я спрашиваю? В общем, у нас вышла размолвка, и я отделился. А поскольку за мной потянулись и мои знакомцы по Раковине, и в числе довольно-таки немалом, то и поссорился заодно с Одноруким легеном.

Ну и славно мы нашумели, сударыня моя Франциска! Правда, первое поколение быстро повыбили — слишком уж привыкли гоняться за своим интересом. Кое-кто сам ушел назад — из особенных любителей поживы. Ну, на сие я наплевал — потому что к тому времени оперились старшие мои мальчишки и девчонки, а это вышли люди. Они-то и нагнали главного страху на дурных пастырей и неправедных владельцев вплоть до самого Лорда Северян!

— Постойте. Это вы — Дикий Поп?

— И заодно Мастер Леонард. Как вы, я надеюсь, слышали, это имя дьявола на ведьмовском шабаше. Что поделаешь, славу надо ценить, даже и дурную!

— Н-да, — Франка в свете огарка вгляделась в него пристальней, в зрачках у нее прыгали ало-изумрудные язычки пламени. — А сюда вы зачем явились с вашими «мечами неправедных»?

— На разведку, — объяснил он без затей. — Среди моих парней ходили четкие слухи, что среди гэдойнских дам и полудам, что не вполне законным манером увеселяются в купеческой компании, одна — отставная жена тамошнего бургомистра.

Франка чихнула, как рассерженная кошка.

— Отставная, скажут тоже. Стойте! А почем вы знаете, что она и есть я?

— От вас узнал сейчас только что. В театре вы были вся в пудре и под чужим ярлыком. Другим дамам ни к чему было маскироваться.

— Ну-ну. Я, конечно, сама себя перехитрила, но и вы дока в своем ремесле. И что вы ко мне имеете, кроме как насытить любопытство?

— Бойцов я имею, госпожа моя, и отменнейших.