Татьяна Мудрая - Паладины госпожи Франки

— Уф! Музыка сейчас кончится, я эту вещь знаю, и они все пойдут наружу, — чуть запыхавшись, промолвила Франка. — Вот нам урок, тезка. Когда музыку не слушают, а подслушивают, легко напороться на неожиданное. Вы хоть смекнули, около чего вертелись умные рассуждения?

— Война?

— В которой они хотят заручиться надежным союзником. У себя они уже натравили одних мусульман на других и полагали, что мой супруг соблазнится идеей совместного крестового похода против лэнских крестьян, которым обрыдло английское господство… и против гябров, что им помогают.

— Против всего северного Эро. Но это же безумие!

— Да. Только теперь, когда мы остались в полном своем разуме, крестовый поход может начаться против нас.

Вот таким манером ублажив и успокоив дух наших сиятельных гостей, герцог приступил к угощению их пищей телесной. Заключив с ними кое-какие маловажные торговые соглашения, в том числе о пошлинах на эркские товары и о статусе нашего купеческого подворья в Дивэйне, он закатил им широкое и обильное пиршество с возлияниями. До сего я тоже не великий охотник, поэтому, посидев у одного из крайних столов в трапезной ратуши (коль скоро я приглашен), вышел на галерею с витыми колонками, что окаймляла всё низкое четвероугольное здание и куда выходили все его двери, кроме парадной.

Что я делал час, или два, или более — не знаю. Ходил вдоль по галерее и предавался мечтаниям. Смеркалось. Крупными влажными звездами падал снег, горели смоляные бочки, глухо доносился из-за стен шум людских голосов, тонкий звон посуды, тяжелый грохот двигаемой мебели. Понемногу все расходились и разъезжались в возках: оставались, как всегда, самые стойкие желудки и самые крепкие головы.

И англичане, которых разместили здесь же, в гостевом крыле здания.

Я глазел на площадь, уже почти пустую. Мелкими шажками ее пересекала женщина в юбке до щиколоток, какие носят простолюдинки, в короткой шубейке с капюшоном, небрежно накинутой на плечи, так что я увидел и темную вязаную фуфайку, схваченную широким поясом, будто…

Конечно. Только я подумал «будто у Франки», как это и впрямь оказалась она. Люпус ин фабула. Чертенок из табакерки. Что, кроме нее, в Гэдойне и женщин нету?

Я уже сделался так сообразителен, что не ору «Госпожа Франка!», едва ее завидев. Она сама подбежала и схватила меня за руки:

— О мой капитан! Мне доложили, что вы тут полируете спиной стенку. Идите за мной, вы мне позарез нужны.

Кажется, мы задержались на миг, воплощая пару влюбленных голубков, когда судьба внезапно настигла и обрушилась на нас в виде самого сэра Джейкоба, около чьих покоев мы, выходит, миловались.

Он выскочил из двери (не той, рядом с которой скучало несколько их слуг), заметно обеспокоенный. Огляделся, подошел к нам и схватил мою подружку чуть повыше локтя. Я хотел было предупредить его, но Франка остановила меня взглядом.

— Слушай, лапочка… Ба, да это моя старая приятельница! Ты, сдается мне, делаешь карьеру: из нищенок и побродяг в служанки. Вот что, ты мне надобна. Молодого лорда отравили на здешнем пиру.

— Тогда господину нужен врач, а не прислуга.

— Ты хочешь, чтобы я вспомнил, как ты меня обокрала?

— Как мне кажется, господин получил в обмен на свое серебро — чистое золото.

— Ну да, цепочку, которую ты уворовала раньше и боялась сбыть.

— Клеветать на ближнего своего для христианина непристойно и не к лицу.

— Я тебя выучу, девка, что следует говорить знатным, — он потянул ее за руку к себе, но Франка вывернулась так ловко, что едва не вывихнула ему запястье.

— Если я могу помочь — помогу и без рукоприкладства. Я, пожалуй, и слуга, да не ваша, господин Стагирит.

— Тогда иди, — он подтолкнул ее вовнутрь покоев. Она исчезла, затем вновь появилась.

— Угроза для жизни его блистательства миновала, тем более, что юный лорд вовсе не был отравлен. Он всего лишь жестоко поплатился за ваше английское пристрастие к пиву. А то, уважаемый сэр, и вовсе была брага, которую держат для гостей попроще. Она вкусна и легко пьется, но вот похмелье… Словом, вдругорядь, будучи в Гэдойне, употребляйте вино, а сейчас распорядитесь кому-нибудь заварить чаю покрепче. И, тезка, подшустри мне бадью воды и тряпку без лишней огласки.

Когда сэр Джейкоб, поняв, что обойдется без него, величественно удалился, я прошипел ей в ухо:

— Ради всего святого, озаботьтесь о своей репутации. Подтирать за пьяным…

— Моя репутация сама о себе позаботится. Она довольно крепко держится на ножках. А вот сэр Джейк… — она помедлила. — Вы вот что примите к сведению. Сам он так стыдится происшедшего, что и своим слугам о нем не говорит. Это надо уважить. Поспешите же!