Владислав Кетат - Флорентийская голова (сборник)

— К кому? — насторожилась Жаба Ивановна.

Мы с Женей переглянулись.

— Ко мне, — сказала она.

Жаба Ивановна остолбенела.

— Как это, к тебе? А твои родители знают?

— Знают, знают, — закивала головой Женя, — и Валькины тоже знают и ничего против не имеют. У нас очень демократичные родители. А теперь, извините, нам пора.

Мы обогнули окаменевшую Жабу Ивановну, также как минуту назад «классную».

— Кострова! — раздалось сзади. — Почему в брюках?!

На улице уже основательно потемнело. Выходить на освещённую фонарями улицу Ломоносова, желания не было — хотелось темноты, которая, как известно, друг молодёжи — поэтому мы свернули налево, пересекли школьный двор и оказались в небольшом закутке, закрытом от школы трансформаторной будкой, и кустами густой сирени от ближайшей пятиэтажки.

Женя достала откуда-то из-за пазухи пачку «Космоса» и щелчком вышибла оттуда две сигареты. Одна тут же оказалась у неё во рту, а вторая у меня.

— Угостите даму спичкой, — попросила Женя, — я зажигалку где-то посеяла.

Сплюснутый коробок Балабановской спичечной фабрики обнаружился у меня в левом кармане джинсов. Я чиркнул спичкой, и, закрывая грозящий потухнуть синеватый огонёк ладонями, поднёс его к Жениному лицу. Она потянулась сигаретой к огню, и её лицо, словно венчальной свечой, мягко подсветилось снизу. Я взгляд не мог от неё оторвать, так она была прекрасна. Кончик Жениной сигареты заиграл рыжими искорками, она затянулась, выпустила тонкой струйкой дым, а я всё держал ладони, закрывая подбирающийся к моим пальцам огонь.

— Ты чего? — удивилась Женя.

— Просто, ты очень красивая, — вырвалось у меня.

Женя бросила на меня скептический взгляд.

— Не слишком ли смело для четырнадцатилетнего юноши?

«А ведь верно, — подумал я, — у меня бы духу не хватило такое сказать девушке в четырнадцать лет».

Неожиданно спичка потухла, и Женино лицо погрузилось в полумрак. Я чиркнул другой и прикурил сам.

— Как ты себя чувствуешь? Как голова? — спросила Женя.

— Нормально. Иногда побаливает, но, в целом, нормально, — ответил я, а сам подумал: «Господи, о чём мы говорим!»

Женя сделала пару глубоких затяжек и первой подняла неудобную тему.

— Ты, наверное, хочешь знать, как это всё вышло?

Я кивнул.

— И что будет дальше?

Я снова кивнул.

— Если коротко, то ты в своём прошлом, — сказала Женя, — в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году.

— Спасибо, я понял, — сказал я.

— Нет, ты не понял. — Женя сделала серьёзное лицо. — Я тебе сейчас скажу одну вещь, ты только не пугайся, ладно? Дело в том, что твоё прошлое давно умерло, так что можешь для простоты считать, что ты на том свете. Или в царстве мёртвых, если тебе так больше нравится.

Я всё, что угодно ожидал от неё услышать, только не это.

— Не понял, где? — переспросил я.

— В царстве мёртвых, — повторила Женя, — помнишь, как в мифах древней Греции.

— И как же я сюда попал? Умер? — чувствуя, как стремительно ухудшается настроение, спросил я. — Что-то не припомню.

— Нет, ты пока не умер. Ты просто очень хотел попасть сюда, помнишь? Вот и попал. Считай, что ты на экскурсии.

— А ты? — вырвалось у меня. — Ты тоже хотела?

— Не-е-е-ет, — усмехнулась Женя, — я тут постоянно.

Я попытался, что называется, собрать мысли в кучу.

— Так, ты что — мёртвая?

— Ну, наконец-то! — Женя несколько раз хлопнула в ладоши. — Конечно, мёртвая уже двадцать лет как. Самоубийство, если тебе интересно.

— Но как… — ошарашено произнёс я.

Женя удивлённо подняла брови.

— Хочешь знать, как именно? Из всего многообразия средств я выбрала бритву и ванну.

— Бритву? Ты, это… вены резала? — Я непроизвольно провёл указательным пальцем правой руки по запястью левой.

Женя снова покачала головой.

— Если режешь вены, то гораздо эффективнее вскрыть продольным разрезом одну, чем полосовать всё поперёк, — сказала она. — Я выбрала самую крупную, ту, что посередине.

Я не знал, что сказать, поэтому молча смотрел на Женю, которая в это момент красиво затягивалась: рука с сигаретой расслаблена, глаза немного прищурены. Я подумал, что она смотрит не на меня, а куда-то сквозь.

— Горячая ванна — это не сказки, — продолжила она. — Вода должна быть горячей, иначе кровь свернётся и ничего не выйдет. Горячая вода нужна ещё и для того, чтобы было приятно. Чтобы подавить нервную дрожь и избавиться от последних сомнений.

— Всё равно, не понимаю…

— Что тут непонятного? Способ же имеет значение! Весь вопрос в том, будет ли больно, и как ты будешь выглядеть в гробу. Петля, окно и электричка отпадают сразу. Так что, самый хороший вариант для девочек — обожраться снотворного, поэтому большинство выбирают таблетки. Девицы надевают свои лучшие платья, туфли на шпильках, красятся, некоторые даже ходят перед этим в парикмахерскую, а потом — вскрывают упаковку димедрола, кладут в ладошку десять маленьких белых таблеток, закидывают их в рот, запивают «Тархуном» или «Дюшесом» и пытаются проглотить. Но димедрол, он, сволочь, такой горький, что не помогают ни остатки газировки, ни недопитый чай, ни вода из-под крана — легче не становится. Девицы подходят к зеркалу, девицы смотрят на себя и видят там мымр с перекошенными физиономиями и выпученными слезящимися глазами. И вот тут девицам становится страшно. Им начинает хотеться, чтобы всё это закончилось, в том смысле, чтобы всё стало, как пару минут назад…