Владислав Кетат - Флорентийская голова (сборник)

Японец-китаец вернулся к столу с высокой бутылкой с широким горлышком и двумя пузатыми стаканами.

— Здесь тяжело найти настоящее сливовое вино, но я знаю один магазинчик…

Он аккуратно разлил жёлто-зелёную жидкость по стаканам, поставил бутылку на центр стола, потом, немного подумав, сместил её чуть вправо. Сел, поднял свой бокал, посмотрел на меня.

— Как говорится, ваше здоровье, Саша.

— И вам не болеть. — Я сделала небольшой глоток. Вино оказалось холодным и сладким. Я сделала ещё один, побольше.

— Ну как? — осторожно поинтересовался японец-китаец.

— С пивом потянет, — ответила я и прикончила стакан.

Лицо японца-китайца изобразило смесь озабоченности и удивления.

— С пивом? Саша, вы хотите пива?

Я усмехнулась.

— Нет, это выражение такое, шуточное, означает одобрение. Отличное вино, спасибо.

Японец-китаец извинился, встал, достал из кармана пиджака небольшой блокнот с карандашом, который был пристёгнут к блокноту шнурком, вернулся к столу, сел и начал записывать.

— Так, «потянет с пивом» — ироническое выражение одобрения, — проговорил он. — Всё правильно?

Я кивнула. Японец-китаец закрыл блокнот и виновато улыбнулся.

— Знаете, Саша, я очень давно не был в России, многих словечек не знаю. Приходится записывать.

Я одобрительно закивала, мол, молодец, парень, век живи — век учись, а саму толкнула мысль, что вышеуказанная задача решена только на половину. Я собралась с духом и подняла свой, снова наполненный японцем-китайцем бокал.

— Давайте выпьем за знакомство, — сказала я, — мы ведь с вами так и не познакомились.

— Да, неудобно получилось, — японец-китаец привстал, — меня зовут Масахиро Сасаки. Это моё японское имя. Своё настоящее имя, то, которое мне дали при рождении, я вам назвать не могу, по крайней мере, сейчас. Прошу вас, не обижайтесь.

— Да ладно, в каждой избушке свои игрушки, — махнула рукой я.

— А это выражение мне известно, — обрадовался японец-китаец, или, как его, Масахиро. — Оно очень точно выражает толерантность русского народа.

«Да уж, насмешил», — подумала я.

— Что-то я заболтался… будем знакомы, Саша! — Японец-китаец поднял свой бокал.

— Будем знакомы, Масахиро! — и наши бокалы сошлись со звуком, по алкогольной классификации известным как «камушки».

Я хлебнула вина и подумала, что настоящее имя моего сотрапезника (скорее, собутыльника, конечно) мне совсем не нравится. Будь он Харуки или, скажем, Такеши, это ещё куда ни шло, но Масахиро Сасаки — явный перебор. Не звучит. Сделав ещё один глоток, я твёрдо решила, что этот человек для меня навсегда останется японцем-китайцем.

Я внимательно посмотрела в его тёмные глаза, на что он отреагировал немного странно:

— А теперь, когда половина бутылки у нас позади, настало время для главного блюда, — торжественно сообщил он и направился к холодильнику.

«Главное блюдо? — подумала я, — так вот, над чем ты тогда гремел…»

На столе появилась большая квадратная тарелка с зеленью, под которым просматривался приличный кусок мяса.

— Это терияки, — пояснил японец-китаец, — угощайтесь. Вот палочки. Извините, у меня нет вилок, зато есть нож.

Бог мой, с каким наслаждением я накинулась на еду! И не беда, что палочками, палочками тоже сойдёт! Аппетит мой к тому моменту позволял сожрать среднее по размерам стадо бегемотов, как минимум. Японец — китаец же снова к еде не притронулся, а только потягивал вино.

«Может, он отравить меня хочет? — мелькнула у меня в голове мысль, но следующий же кусочек терияки отправил её к праотцам: — Ну уж дудки, такой вкуснятиной не травят».

Квадратная тарелка опустела довольно быстро. Я даже съела сложенный в уголке имбирь, который раньше терпеть не могла. Голод, сами понимаете, не тётка…

— Так на чём мы с вами остановились? — японец-китаец взял мою пустую тарелку и вместе с палочками унёс к раковине, но мыть не стал.

— На Джордано Бруно, — ответила я, чувствуя, что произношение таких сложных слов мне даётся уже с некоторым трудом.

— Ах да, Джордано! — Японец-китаец потёр пальцами виски. Уши его при этом комично задвигались. — Мы ведь так и не выяснили, каким боком он приходится к нашей с вами находке. — Японец-китаец сделал длиннющую паузу, как заправский лектор перед новой темой. — Для начала надо сказать, что указанный персонаж был многогранной личностью и кроме открытого глумления над католической церковью занимался ещё много чем, за что в те времена можно было угодить на костёр. Одной из его страстей была мнемоника — наука о совершенствовании человеческой памяти. Говорят, он достиг в этом деле потрясающих высот: целиком запоминал прочитанные им книги и безошибочно цитировал текст с любого места по требованию; изучил большинство из имевшихся в то время научных трудов; овладел практически всеми европейскими языками… Но и это далеко не всё. Самое главное его достижение состоит в том, что он овладел тайной, как сейчас бы сказали, биологического бессмертия…