Сергей Беляков - Остров Пинель

А тот, в сандалиях и шортовом костюме-сафари? С чего бы это он пялился на одну и ту же страницу рекламной брошюры последние минут десять? И вообще, когда он здесь появился?

Звук упавшего на пол подноса с посудой подбрасывает меня вверх.

Все, отрываюсь!

Я прохожу мимо пробковой доски, на которой приколото дневное меню – и…

Изумление, смятение, суеверный страх приклеивают мои ноги к полу.

В дополнение к меню, доска увешана клочками бумаги с самодельными объявлениями, оставленными посетителями – «Продаю», «Куплю», «Динки – я приехала!», «Коты, собираемся в полночь…», и так далее.

Среди всей этой шелухи мои неверящие глаза вновь и вновь пробегают одну и ту же короткую строку:

«Бунюэль, сними меня!»

Бунюэль – это я.

Я снимаю записку с доски (кажется, что моя спина исколота взглядами любопытствующих посетителей), и выползаю на улицу.

Пальцы дрожат и долго не могут развернуть записку.

«Меня по-прежнему ведут – очень плотно. Прийти не смог. Увидимся вечером.

Лепра-Пинель.

Тендер четыре тридцать.»

В записку был завернут пятерик – на тендер.

Билет в одну сторону.

…Закоулок темен, несмотря на яркий солнечный день. Высокие стены закрывают доступ не только свету, но и воздуху. Запахи нечистот и гниющих отбросов настолько густы, что их можно наталкивать в кастрюли и варить вместо супа. В окне второго этажа истошно вопит мальчишка, которого привычно лупит усталая мать. На куче мусора у заколоченной угловой двери сидит, прислонившись спиной к стене, «ломающийся» наркоман со старчески-печеным бородатым лицом. Ноги в рваных «Найках» дергаются, взбивая пену в зловонной луже, руки не находят места, то обхватывая голову, то прижимаясь к груди… Временами он начинает, стуча зубами, монотонно раскачиваться, и тогда кроссовки издают чавкающий звук, а куча под ним постепенно разъезжается, так что он в конце концов оказывается сидящим в луже.

Странно наблюдать за собой со стороны.

Мне безразлично, что происходит вокруг. Мир сузился до размеров моего мозга, который отчаянно хочет одного – покоя. Что-то лопается и снова вспухает в нем, стремясь вытеснить остатки здравого смысла.

Потом я успокаиваюсь. Меня не так просто загнать в угол. И уж тем более вытравить. Я не крыса.

Время показать зубы.

Поразительно, как быстро темнеет на Карибах. Солнце буквально сваливается за горизонт. Стремясь удержаться в небе, оно лихорадочно растыкивает последние яркие лучи в окружающие облака.

Я где-то даже горд собой, горд тем, как мне удалось справиться с паникой и отчаянием. Холодная ярость течет в моих венах вместо крови. Я вижу все просшедшее со мной в совершенно другом свете.

«Не доверяй никому».

Пешка проводится в ферзи за пять-шесть ходов. Проще простого, но сколько перипетий окружают эти незатейливые перемещения…

Я был пешкой. Мной руководили, меня двигали все это время. С одной целью.

Я поеживаюсь от переполняющей меня злобы.

Раскат грома потрясает развалины, заглушая на мгновение шум волн внизу, на рифе. Приближается шторм.

Я оглядываюсь.

Почти не помню, как я добрался сюда, в бывшую колонию прокаженных. День заканчивался, и тендер шел на Пинель пустым. Толпа возвращавшихся пляжников, ожидавших тендер на острове, уже сгрудилась на причале, мешая худому грязному бомжу сойти на берег. Впрочем, ему не надо было прикладывать для этого особых усилий – от него так несло помойкой, что толпа невольно расступалась…

Я скорчился в угловой комнате главного корпуса, единственной, в которой еще сохранились две наружные стены и часть пола. Противоположный угол нависает над морем; это его я видел снизу, из воды, тысячу лет назад, когда гонялся за королевой-триггером. С моего места легко просматривается дверной проем, единственный путь вовнутрь – я хорошо осмотрел все развалины еще до заката. Со временем солнце сменила полная луна, и в ее неестественно-ярком голубом свете руины приобрели совершенно другие, зловещие очертания… Много-много лет назад в этом доме блуждали тени в рубищах, капюшоны скрывали обезображенные безносые лица, длинные рукава и подолы маскировали конечности без пальцев. Запах гниющей заживо плоти не выводился даже свежим бризом с моря… Восставший из моря Ово мстил за глумление над своими останками – Карибский Франкенштейн лишал живота всех отчаявшихся спастись обитателей колонии, одного за другим…

Что случилось с Пинелем, его учениками? Удалось ли спастись Деламберу? Каким образом его дневник попал в архив?