Сергей Беляков - Остров Пинель

Тени наполняют дом, насквозь продуваемый свирепыми штормовыми ветрами… Начался дождь. Струи ливня хлещут по голове и спине, но я не обращаю на это внимания.

Все это время одна мысль преследовала меня – почему, почему я не догадался об этом раньше?

«Не доверяй никому».

Слепец…

Самым очевидным был вариант с «Тихим Прости» и его экипажем. Хотя нет, бомжа на пляже в Джорджтауне тоже можно было легко вычислить. Потом была еще пара барменов, с их суперовым компом «только для избранных»… Не говоря уже об анекдотичном случае с фальшивым «доктором Каммингсом»… И еще «Утренняя Роса» – интересно, неужели они взяли судно в чартер только для меня одного, для того, чтобы разыграть этот спектакль? Лестно, но верится с трудом. Многие детали, как кусочки мозаики, еще не вталкиваются в общую картину, однако…

Похоже, вскоре мне предстоит их выяснить.

Шаги. Свет фонаря. Скрип уцелевших половиц. Молния высвечивает знакомый силуэт на стене. Я все еще колеблюсь. А вдруг… Но губы, непослушные предатели, уже негромко роняют:

«ЭЖЕНИ…»

Она хорошо владеет собой. Пистолет блестит в неверном свете луны; она держит его на удивление профессионально. Моя маленькая Эжени. Я знаю, она не будет длинно рассказывать мне – отчего и почему – как это происходит в голливудских фильмах… Поэтому я пускаю в ход свой последний козырь.

Небольшой револьвер Радклиффа, тот самый, из которого он был убит, и который был затем вложен мне в руку. Я не оставил его тогда в каюте, он был со мной все это время – странноватый бульдог с пятью оставшимися пулями.

Как много свинца необходимо, чтобы лишить жизни горячее, когда-то полное любви женское тело?

Дрянь. Она вела меня так же, как и другие. Как пешку.

Я взвожу курок.

Выстрел почти сливается с новым раскатом грома.

Что-то больно бьет меня по руке, словно металлическим прутом. Вот, оказывается, что чувствует человек, в которого попадает пуля. Я роняю револьвер – жалость пронизывает мозг, черт, не успел… – и краем глаза вижу, что снизу, под балками пола, откуда в меня выстрелили, сцепились две тени…

Еще выстрел.

Мне странно – как можно промахнуться, стреляя в человека с расстояния в пять метров? Но я бесконечно признателен ей за этот промах. Потому что в следующее мгновение я уже чувствую ее грудь, прижатую к своей. Простреленная рука отзывается сумасшедшей болью, но я фиксируюсь на привычном запахе ее тела, – запахе, который еще совсем недавно доставлял мне столько наслаждения. Мы падаем на пол; не имея возможности для прицельного выстрела, Эжени замахивается пистолетом. Я знаю, куда она метит – в висок, чтобы наверняка… Перехват руки – пистолет выбит – пароксизм борьбы – и вот она уже дрожит подо мной. Ее рот перекошен, дыхание неровно, глаза распахнуты – все, все так же, как и много раз до этого…

Доски не выдерживают нашей борьбы. Еще мгновение – и мы падаем вниз, летим в кромешную тьму, наполненную грохотом прибоя…

Я был наживкой.

Все, что им было нужно – это выудить Крекера.

Теперь, когда я сделал то, чего они ждали, они избавляются от меня.

Темная твердь воды. Удар о поверхность на время оглушает нас. Затем, не сговариваясь, мы рвемся наверх, к спасительному воздуху. Эжени извивается угрем, но я не выпускаю ее. Настильная, пологая волна, перекатившись через наружный риф, снова загоняет нас под воду. Мы вращаемся в нереальном вальсе; я по-прежнему крепко держу ее за талию онемевшей от боли правой рукой…

Леер!

Я парализован суеверным ужасом: мне мерещится, что роковой серебристый панцырь Халиас таинственно мерцает в глубине…

Черная масса рифа грозно вырастает за спиной Эжени, и, прежде чем я успеваю что-либо предпринять, длинный отрог элкхорн-коралла протыкает ее со спины… Жуткий хруст раздираемой плоти передается водой не ушам, но всему моему телу. Новая молния ярко освещает воду, и я с ужасом вижу, как майка на ее груди оттопыривается под напором прошедшего насквозь коралла… Кровь, льющаяся изо рта и из раны, выглядит чернильно-черной. Эжени хищно скалит зубы, дергаясь в конвульсиях… Наконец, ветка коралла, не выдержав, обламывается, и она начинает медленно опускаться в глубину.

Я отпускаю ее.

Навсегда.

Она прокололась до того.

Когда-то давным-давно я мечтал стать знаменитым кинорежиссером. О том, что моя мать в шутку называла меня Бунюэлем, я рассказывал только одному человеку. И этим человеком был не Крекер.

Я завороженно слежу за тем, как шлейф крови разматывается вслед за ее агонизирующим телом. Не могу оторваться. Кровь из моей простреленной руки смешивается с ее кровью. Боли уже нет. Как сладко не дышать… Голова наполняется гулом прибоя. Меня удивляет то, что расстояние между нами не меняется – между тем, она неуклонно идет ко дну…