— Вышибу дурь! Философы, вашу мать! Души спиртовые!
На втором круге лаборант стал хвататься за грудь, работяга — за бок. На третьем они уже беспрестанно спотыкались. Комлев, словно не замечая, все гнал и гнал их по полю.
Стонущих и обливающихся потом, еле живых, Комлев втолкнул своих бегунов в кабинет майорши:
— Мы добавим, — мрачно улыбнулась та.
— Вы меня вызывали? — спросил Комлев, входя в кабинет начальника милиции.
— Ну, вот и решилась твоя судьба. Садись, — произнес Саранчин, выдергивая, из ноздри волос. — Значит так. Убедился? Командир из тебя никудышний. Я тебе другую должность подыскал. Замполита роты. И Можаров не прочь, — показал пальцем на сидящего в углу майора, который с зевком кивнул. — Другого варианта нет. Съедят. Ухлопают. Нельзя у нас наскоком… Кстати, поздравляю. Теперь ты офицер. Звание пришло, — костисто пожал руку.
— Лейтенант?
— Зачем же. Старший… Ну что, сбегаешь? Шучу, шучу.
Комлев вышел. Хоть одна радость — звание получил.
Может, переход на новую должность — это лучший выход. Не станет заядлым курильщиком, как Фуфаев (хотя как и тут не задымить!), не станет откровенным пьяницей, как Кореньков (а запить, ой как легко!), не станет изувером, как Пустоболтов (страшная штука — вязки!), не станет мелким крохобором, как Балыков и Кисунев… Нет, из вытрезвителя надо бежать без оглядки, и чем быстрее, тем лучше. А что же люди, которые попадут туда? Как сломаешь такую жизнь. Этот бой он проиграл.
Комлев в новенькой похрустывающей форме старшего лейтенанта милиции ехал на новую службу. удивлялся своеобразному вакууму вокруг себя: пространственному и звуковому. В переполненном салоне никто не давил, не облокачивался, всякий словно старался не беспокоить офицера не то что откровенной руганью, но даже и простой случайной репликой. Было приятно от необычного состояния и думалось, что есть и свои достоинства в милицейской профессии.
Чуточку размягший и подобревший добрался до отдела. В ленинской комнате проводился инструктаж. При появлении лейтенанта кто-то крикнул: «Рота! Встать!», и пятьдесят милицейских душ, оторвавшись от кресел, поднялись, с нескрываемым интересом разглядывая вошедшего.
Комлев прошел к столу, из-за которого встал длинный капитан.
«Совсем высох», — невольно подумал о нем Комлев и приподнятым голосом произнес:
— Комлев Афанасий Герасимович. Назначен к вам замполитом.
— Командир роты Лобзев, — ответно протянул руку офицер в капитанской форме.
Кто-то осторожно добавил:
— Гнутый.
— Сейчас, Афанасий Герасимович. Вот закончу развод и поговорим, — сказал Лобзев.
Милиционеры опустились на сиденья.
— Та-ак, мы остановились на Куркине.
В центре зала поднялся неуклюжий сержант.
— Что же вы вчера… — Гнутый заглянул в блокнот. — Ни одного пьяного. Ни одного мелкого хулигана.
— А если ничего не случилось? — стал оправдываться Куркии.
— Не случилось? Так оно бы и без вас не случилось. Вы что там, пугало, что ли? Так повесил бы свою форму на крестовину.
— Ну, это вы, Владимир Степанович, — кто-то загундосил в зале. — Это ж все-таки живая крестовина, и ноги к ней приделаны.
Все рассмеялись. Куркин сделал вращательные движения глазами.
— Ничего не случилось… И это еще сегодня неизвестно, были ли преступления. Сообщений не поступало… Вот присматриваюсь к вам. Ну, как баба квелая, бродите и бродите. Вместо того, чтобы к пьяному подойти, поговорить. А вы тут же развернетесь и от него…
— Вы насчет того дохляка, Владимир Степаныч? Ну, не видел я его. В другую сторону смотрел.
— Пугало и есть! — раздалось в зале.
Все снова засмеялись.
— Садитесь, Куркин! Горе луковое. Вы, Афанасий Герасимович, приглядитесь к нему.
Куркин замахал руками, отбиваясь от кого-то сзади, и сел.
— Борских! — ротный поискал по залу и, увидев поднявшегося невысокого милиционера, продолжил. — Это, Афанасий Герасимович, наш грамотей.
— Доцент, — кто-то поправил в зале.
— Высшее образование, — продолжал Гнутый, — а в школе работать не захотел. Чего там маяться, нервы трепать. Когда можно здесь, как на курорте. Правильно говорю? А, Борских? Ну, как курорт тебе?
— Я такого не говорил, — буркнул обиженно милиционер.
— Но думал ведь.
— Зря вы, Владимир Степанович, я не знал, что вы телепат.
— А разве не так? Ходи, дыши свежим воздухом. И жизни радуйся. А форма только для того, чтоб случайно не тронули. Лафа! Да и только. Борских у нас — особый кадр. К нему не придерешься: не пьет, не курит, дисциплину не нарушает. И ничего не делает. За месяц несения службы ни одного задержанного. Я его раскусил. Ему милиция нужна только для одного.
Читать дальше