— А кто же вам порекомендовал лечение? — спросил врач.
— Я по глубоко осознанному желанию. По личному, так сказать, почину.
— Во! Не часто такое бывает! — удивилась Любовь Лукинична.
— У советской интеллигенции новаторство в крови! — лаборант поскреб ногтем среднего пальца отвислую бороДенку.
— Ну, добровольно так добровольно!
— Не, моей душе изоляция нужна.
— А пьете часто?
— Интеллигентно.
— Ничего себе, интеллигентно! Такой ликеро-водочный притон в университете устроил! — воскликнул Комлев.
Прошу не оскорблять ученый мир!
— А кем же вы трудитесь? — поинтересовалась Любовь Лукинична.
— Я средне-оплачиваемая личность на кафедре истории.
— Выходит, вы исторический пьяница, — рассмеялся врач. — Споил, как говорит товарищ из милиции, пол-университета. Ну и масштабы у вас.
— Что вы! Да у нас весь университет пьет. Талантливые люди!
— Неужели?! — с удивлением переспросила медичка.
— Там и без меня хватит, кому выпала честь прославить советскую науку!
— Так-с, коллега, — обратился врач к Любови Лукиничне. — Какой диагноз мы поставим работнику умственного труда? Выбор у нас небогатый. Хронический алкоголизм. Вы не возражаете? — повернулся к лаборанту.
— Нет, что вы! Сделайте одолжение.
— Ну, вот и прекрасно.
— Разрешите откланяться?
— Доброго пути.
— Будьте, — поиграл перед собой пальчиками.
— Ну и улов у вас, — блеснул очками ведущий прием и тут же обрывисто бросил. — Следующего!
Теперь возле стола стоял грузчик.
— Ну, гражданин, а у вас какие успехи на почве пьянства? — как по накатанному спросил врач.
— Ошибочно за бухарика меня приняли. Ну, что с вас возьмешь? Нет, чтобы вникнуть.
— А какие у вас претензии?
— Как какие? Я не хронический! Я временно оступившийся. Меня поддержать надо! А не топить.
— Можно я разъясню? — предложил Комлев.
— Конечно, — согласился врач.
— У этого гражданина странно как-то получается. На него пишут все. Соседи. Жена. Виноват, сожительница. Сигналы с торга. Пьет безбожно. А вот как к вам привезем, это я сужу по материалам дела, получается, что он вроде не пьющий.
— Где, где он работает? — встрепенулась Любовь Лукинична.
— В мясном ларьке, — ответил Комлев.
— Давайте посмотрим пациента, — потребовала медичка. — Подойдите ко мне. Дайте руку.
Грузчик поднял посиневшую кисть.
— Пульс учащенный, — проговорила блондинка и продолжила. — А не засучите рукав, я давление померю. — Ого! Сто восемьдесят на сто! Да он же гипертоник! — воскликнула, убирая стетоскоп.
— Может, на обследование направим? — предложил ее коллега.
— Зачем? И так ясно, что принудительное лечение ему противопоказано, — отрезала врач тоном, не терпящим возражений.
Комлев попытался настоять на своем, но Любовь Лукинична жестко произнесла:
— Знаете, товарищ! Мы вашей специфики не касаемся.
— Да, да, — поддержал ее врач. — Принудительное лечение противопоказано. Сейчас мы соответствующие бумаги оформим и забирайте.
В коридоре мясник хлопнул Комлева по плечу:
— Зря ты на меня так. Я бы уже сколько скалымил. Может, забежишь ко мне? Свежую говядинку должны подвезти.
Комлев привез лаборанта и работягу в народный суп. Это было давно не ремонтировавшееся здание. По коридорам слонялись любопытные старушки, которым там и делать было нечего. Заглянул в узкий, словно стиснутый стенами кабинет судьи:
— Я к вам. У меня два материала о направлении в лечебно-трудовой профилакторий.
— Ну, давайте, где материалы? — хмурый мужчина в пиджаке и при галстуке тяжело оторвал от стола голову.
Комлев подал папку.
— Так. Характеристики. Заключения наркологической экспертизы… — судья быстро листал бумаги.
— Можете не проверять, все на месте, — проговорил Комлев.
— Ладно, заводите своих.
Комлев позвал. Те зашли.
— Значит, больные, — судья посмотрел на работягу, перевел глаза на лаборанта и изумился: — Профессор! Ты-то как, родной, сюда лопал? Что, не мог позвонить? Не волнуйся. Что-нибудь придумаем, — произнес и глянул на работягу. — Знаешь, подожди-ка в коридорчике. Я сначала с этим гражданином разберусь.
— Да ты не шебутись на него. А со мной все нормально. Все, как надо, — сказал лаборант.
— Как нормально! Ты шутишь.
Какие уж тут шутки. Доконали меня магарычи.
Надо оклематься. Заочники вот где сидят. Я сам напросился. Ну, кинь мне годок.
— Ты и даешь, старик! Сколько живу, не было у меня такого, чтобы дружбана на отсидку…
Читать дальше