Владимир Гусев: Искатель, 2013 № 11

Вагон был собственностью господина Романова. Как и поезд. Да и железнодорожная дорога тоже была собственностью господина Романова, пусть и с формальными оговорками. Чему удивляться: в газетах пишут, что и Край некоторым образом есть собственность господина Романова. А Край — из тех, что меряют во Франциях, Швейцариях и Голландиях. Так и пишут — мол, на территории Края уместятся Франция, Швейцария, Голландия, и еще останется место для пары-тройки Лихтенштейнов.

Но ни одновременно, ни порознь Швейцария сотоварищи сюда не торопятся. Им и в Европе хорошо.

Вместо Швейцарии еду я. В чужом личном вагоне чужого личного поезда.

Сначала-то я летел самолетом. Потом поездом Российских Железных Дорог, хоть и фирменным, но плохоньким. Потом по реке на пароходе. Река большая, пароход старый, я голодный: буфет на пароходе был, но доверия не внушал. Пароход добежал до пристани Крайней — последней на реке. Выше был только Замок, но путь к нему преграждали пороги. Поэтому и была проложена железная дорога — не сейчас, конечно, а в незапамятные времена.

Вагон был особый. Не плацкартный, не купейный, не спальный. Вагон-салон с диванами, креслами и столами. Трофейный. С той самой Войны. Никакой пластмассы, все естественное. Натуральное дерево — красное. Натуральная кожа. Поискать, то и свастику найти можно.

Стюард предложил подкрепиться, и я сейчас пью натуральный «Боржоми» (знатоки оценят) и кушаю бутерброды с натуральным сливочным маслом и осетровой икрой. Именно кушаю, а не ем: деликатно, откусывая маленькие кусочки. Два небольших бутерброда по триста калорий каждый. Сегодня я могу себе позволить шестьсот калорий жиров и холестерина. Я этого достоин.

Поезд вполз в тоннель, и тут же плавно, как в кинотеатре, загорелись плафоны. Тоннель, верно, тоже принадлежал господину Романову, подумал я, дожевывая последний кусочек бутерброда.

Тут же вошел стюард, спросил, не желаю ли я чего-нибудь еще.

Я, конечно, желал — но отказался. Не из-за гордости бедных, а исключительно ради самосохранения. Это как лавина, стоит только начать, через месяц плюс три килограмма, через год — плюс тридцать три. А через пять лет? Таков удел спортсмена: организм привык много трудиться и, соответственно, возмещать затраты белками, жирами и углеводами в объемах много больших, нежели у менеджера или даже брокера. Уйдя из большого Спорта, расстаешься с самыми разными привычками, но тяга к дополнительным калориям остается надолго. Выбираешь из трех: либо больше двигаешься, либо меньше ешь, либо состязаешься со свиньей — кто быстрее наберет вес. Обычно находится компромисс между возможностями, этакий триумвират, но среди трех равных кто-то всегда равнее других. В моем случае — жесткое до жестокости самоограничение. Недаром я родился под знаком Весов. Каждый грамм взвешивается, каждая калория учитывается.

Поезд выбрался из тоннеля, и я опять стал глядеть в окно. Туман, как в Оберхофе. И пейзаж похожий, даром что Сибирь. Слева — хвойный лес. А справа — скалы.

Поезд не спешил. Путь извилистый, крутой. Пятьдесят километров расстояния равнялись трем часам времени. Иных пассажиров, кроме меня, не было. Зато был груз, размещенный в двух товарных вагонах. Груз, как и я, прибыл по реке — и тоже направлялся в Замок.

В Москве я ставил ударение на второй слог. В Сибири есть разные станции — Ерофей Павлович, Зима, та же Крайняя, почему бы и ЗамкУ местечка не найтись.

Но на пароходе я услышал — зАмок. Что ж, действительно, богатство способствует подобным превращениям. А господин Романов был богат, очень богат. Во всяком случае, так утверждал журнал «Форбс», поместив его в список ста богатейших людей планеты. Не в начало списка, правда, но и не в конец. В серединку. Не может же такой человек жить в каком-нибудь замкЕ.

Паровоз пыхтел, поднимаясь в гору. Пахло дымом, углем — но не сильно: вагон был сделан на совесть, никаких щелей и пробоин. А вот в поезде Российских Железных Дорог немилосердно дуло отовсюду, и я беспокоился, как бы чего не вышло — в смысле болезней. Вопреки расхожим мифам о пользе спорта, спортсмены болеют не реже, а чаще людей от спорта далеких. Большие достижения требуют большого напряжения, где напряжение, случается тонкость, а где тонко, там и рвется.