Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Мы знали, с чем встретимся, говорю,

В морщинах Марса любой мог прочесть,

Рельеф нашей жизни – средь впадин и гор,

Оврагов и звёзд – и она

Бесплодна, как земли эти:

Красная пыль, скалы, рассвет —

Красный янтарь нового дня —

В нем застынем навеки.

Два года

Мы были братьями тогда – ты и я,

А мама на работе целый день,

Без бабушки, друзей, большой семьи,

Вдвоем ходили – вместе веселей —

В ближайший парк, средь улиц городских:

С Ямайки няньки нам смотрели вслед,

Качая мелких, от жары больны.

Вокруг – детишки, мама вслед за дочкой,

Я – за тобой, дыханье затаив:

Ты на качелях – я сожму ладони,

Волнуюсь – надувным мостом бежишь

И, запрокинув голову, хохочешь.

Застыл у края – спрыгнуть не спешишь,

Взглянул назад – путь без падений пройден.

С едой играешь – смех взлетает звонкий.

Сок яблочный тебе не по нутру

(Хоть это – ложь), нечаянно прольется,

Смеешься – луже рад и воробью.

В развалы книжные – по пыльным полкам

Тома расставим, бомбы ли – не суть:

Швырял их на пол, потешая взрослых,

Я запретил, а ты пустил слезу.

Так прочь отсюда: нас зовет дорога,

Уткнешься в шею мне, в пути уснув.

Идём домой. Лед-молоко кипит —

Привет от мамы – очень хочешь пить,

Лоб трону языком – ты весь горишь,

Тебя качаю, не спуская с рук:

Все высосал – бутылочка скрипит.

Едва задремлешь – книгу я пишу,

На Марсе отдыхаю целый час,

Иль размышляю и в окно гляжу,

В поток машин. Твой плач пробудит нас

От снов пустых – назад вернёмся мы.

Движенья звёзд, орбиты, зодиак

Рассчитаны, как наш с тобою быт,

Беда и мука: вновь менять пеленки,

И «ложечка за маму», вечный крик,

Дни чёрные, когда проходит дворник,

Когда из кубиков возводим дом:

Я строю, ты крушишь. Чего же больше?

Все это время говоришь – жуешь

Глоссолалии с именами смесь:

Приказы, утвержденья – г’лять идём!

Игра «Что папе сделать?» – всех смешней.

Ещё ты понял принцип аналогий,

Как сходство разных вроде бы вещей:

Синь грузовик, синь неба – ты в восторге,

Лицо сияет, и слова текут,

И описанье речью обернется:

Сильно. Плюю. Небо. Я. Солнце. Грусть.

В той же гостиной сидим с тобою,

Каждый сам по себе – я дивлюсь,

Сколько разлукой долгою стерто.

Были – сиамские близнецы,

Теперь держит дома лишь непогода.

Смотрю волейбол, спортканал подключив,

В колонках – Бетховен, читаю Пост —

Играешь с машинками и бурчишь

Что-то себе под нос,

В собственном мире – пока я гляжу

Все мои «я» сменяет одно,

Радо концу. Спрошу: «Милый мой,

Давид, расскажи, ты помнишь Бетесду?»

Мать, с жаром тем же, спросила б меня про Сион.

Давид удивился: «Нет, папа, я знаю наш дом,

Где что стояло, как выглядел он,

По фотографиям и открыткам – видел мамин

альбом».

В моей памяти вместо Сиона

Калифорния – велик трехлетки,

Что с отцом собирали у елки,

Шоколадный. «Я взял его целым», —

Он сказал. Все минувшее – ложно.

Давид, за тебя болит сердце,

Ты понял: мир – жесток и неверен,

Говоришь, «не помню Бетесды».

Ты познал отчаянье, гнев,

Муки и смерть.

Зальешься ли смехом, как в детстве,

Увидев, что лебедь к причалу плывет?

Ты ликовал, лишь поймает он хлеб.

Был вне себя и больше, чем

Воспоминания и надежды, —

Вмиг такой страх сходит на нет.

Брат мой, мальчик потерянный,

За двоих мне помнить позволь,

Наше счастливое время.

Прощаюсь с Марсом

Я бродил по Сьерра-Неваде —

В Драконьем Бассейне вечер застиг,

Возле деревьев, где ручейки

Падают вниз – расколот гранит,

А по кромке трещины той

Вьется пышный зелёный мох.

На берегу – роща бонсаи,

У водопадов – чёрный поток

Глянцем блестит, тронут лучом.

Я стоял и смотрел в глубину —

Чаша бассейна или кулак

Серый, лишайником оплетен,

Убран ковром из трав?

Щебень и камнеломки цвет,

Из осоки на самом дне,

Поднимаются иглы скал.

Лагерь разбил у воды – из вещей

Спальный мешок, мат, походная печь,

Полотнище на землю. Ужин кипит

Прямо у ног. Свет становится синим.

Пенье ручья. В небесах

Звезды глаза открыли.

На вершине горной застыл

Розовый блик, а сам пик – индиго,

Но, границу цветов размывая,

Мрак превращает их в тени. Мерцают

Сотни светил в вышине и разлит

Млечный Путь над ложем моим:

Он никогда не устанет

Видеть все те же сны,

Слушать в горах обвалы,