Генри Олди - Сын Ветра [litres]

Ничего он не сказал. Ни о чём не попросил.

– Жизнь, – шевельнулись сухие губы. – Привет, жизнь. Прощай.

Глаза Папы Лусэро закрылись. Кто-то из антисов придвинулся ближе, с тревогой заглянул в лицо умирающего.

– Папа, ты как?

– Папа, не молчи!

Карлик не отвечал. Он был ещё жив – эмпат Гюнтер чуял это, даже не открывая периметра внешней защиты. Папа молчал, Папе было страшно. Нормальная реакция, сказал себе кавалер Сандерсон. Человек боится умирать. Все люди боятся смерти.

Все антисы?!

Гюнтер никогда не задумывался о том, как умирают антисы. Ну да, малое тело. Оно смертно. Но ведь антис может уйти в волну? Продолжить жить в космосе?

Нет, в страхе Лусэро Шанвури не было ничего нормального. Страх накатывал волнами – астеничная, понижающая жизнедеятельность, угнетающая психику эмоция. Ветер усиливался, превращался в шторм. Каждая новая волна в гаснущем сознании антиса поднимала свой гребень выше предыдущей. Страх – ужас – паника. Тенденция выглядела ясней ясного, до паники было рукой подать. Беспорядочное сердцебиение, отметил Гюнтер с профессиональным хладнокровием. Пепельная бледность лица. Дыхание затруднено. Частичное окоченение мышц. Конвульсивные движения. Рефлекс иммобилизации.

Это агония.

Минута, другая, и то, что ещё оставалось от рассудка Лусэро Шанвури, захлебнулось бы в этом прибое. Гюнтер представил себе океан, бурю, чёрную воронку безнадёжности, затягивающую Папу Лусэро. Воронка подозрительно напоминала инфернальный цветок разрыва континуума – маркер выхода корабля из РПТ-манёвра. Умирающий нёсся по краю, вдоль пенной кромки, скатывался вниз, внутрь, к гибельному центру; от жизни к смерти тянулся отвратительно знакомый поводок, увлекая жертву на дно, и смерть, дурно воспитанная старуха с кремневым топором, скалилась жёлтой ухмылкой, приказывала, дёргала за свой конец поводка. Вкладывала костяные пальцы в рот, свистела так, что скалы на берегу рассыпа́лись прахом: раз, другой, третий.

Привлечение внимания, наказание, перехват моторики.

Некстати вспомнилось: оазис, прибежище бродяг на пути к Саркофагу, оборачивается кровавым водоворотом. В нём исчезает бедолага-криптид, жалкий и беспомощный…

Память? Видение? Шутки подсознания?

– Папа?

– Что, Натху?

– Ему плохо?

– Ему очень плохо. Хуже некуда.

Он солгал: Лусэро Шанвури делалось хуже с каждой секундой.

– Помочь?

– Нет! Не лезь!

Гюнтер закричал так, как умеют только менталы: изнутри и снаружи. Воображаемый оазис превратился в бункер, умирающий карлик – в брамайна-террориста. Вот на плечах у него повис мальчишка, кинувшийся на защиту отца, вот чужая смерть хлынула мальчишке в рот…

– Не лезь, пожалуйста!

– Хорошо, папа. Помоги ему сам.

– Как?

– Не знаю. Я ещё маленький.

Не хочу, подумал Гюнтер. Не могу. Не умею. Упасть пластом, спать вечность, и даже больше – вот что мне надо. Не умею. Не могу. Не хочу.

– Я попробую. Только ты не лезь.

– Ладно.

– Обещай мне!

– Обещаю.

Глубокий вдох ныряльщика, собравшегося на рекордную глубину. Погружение вышло двойственным: Гюнтер завис между лицевой стороной и изнанкой, материальной реальностью и галлюцинаторным комплексом. Кавалер Сандерсон, дудочник в пёстрых одеждах, козлоногий сатир со свирелью в руках – всё сразу, все сразу. Тело карлика замерцало, очертания его поплыли, делая из человека паука. Даже умирающий, паук был настолько страшен, что Гюнтер едва не грохнулся в обморок.

Не хочу. Не могу. Не умею.

Медленно, приказал Гюнтер-медик Гюнтеру-невротику. Нежно. В одно касание. Иначе господин Шанвури воспримет наши потуги как агрессию. Что произойдёт дальше, ты отлично представляешь. Нет, лучше не представляй. Здесь и так хватает причин для ужаса.

Мы никуда не спешим.

Даже если всё время мира сгорело дотла, мы никуда не спешим.

Слой за слоем, как капустные листья с кочерыжки, Гюнтер Сандерсон начал снимать бронированный доспех со своего разума. Таяли защитные барьеры: внешние и внутренние. После разрушения Саркофага это оказалось проще, чем он предполагал. Возможно, сформировался навык. На пользу делу шло и присутствие Натху – память о первом контакте с сыном придавала сил, утверждала, что невозможное возможно.

Ментал с обнажённым рассудком? Окажись рядом кто-нибудь из службы Т-безопасности Ларгитаса, он арестовал бы Гюнтера, вколол ему кси-подавитель – и препроводил в тюрьму для телепатов.

Ничего. Плевать. Всё хорошо.