Генри Олди - Сын Ветра [litres]

Десять шагов, и они скрылись за станцией.

Из шлюпки опустился трап. По нему сбежал, буквально ссы̀пался подтянутый седой адмирал. Грудь его вздымалась, он раскраснелся, как если бы промчался не по дюжине ступенек, а одолел всю дистанцию от корабля до планеты. Не теряя ни секунды, адмирал припустил к зданию. Мало кто с первого взгляда опознал бы в нём Теодора Ван Фрассен, заместителя начальника генштаба ВКС Ларгитаса.

И всё же такой человек нашёлся.

Женщина, чей возраст было трудно определить – коротко стриженая, в варварской мужской одежде – бросилась навстречу. За женщиной труси́ла сбитая с толку коза, не решаясь обогнать хозяйку.

– Ри!

– Папа!

– Живая!

Она ткнулась лицом в плечо отца:

– Папа, это же твой флот?

– Да, Ри.

– Тебя отстранят. Разжалуют. Отправят на гауптвахту.

Смех, плач, хриплый выдох:

– Ты должен быть там. Ты командир…

– Как же я по тебе скучал, королева…

– Я тоже, папа…

Словно подслушав разговор отца и дочери, Лусэро Шанвури открыл белые глаза. Карлик лежал в беседке рекреационной зоны. Солнечный свет, просеянный сквозь сито виноградных листьев, щекотал Папину кожу тёплыми пальцами.

– Как его зовут? – чуть слышно спросил старый антис.

– Натху, – Тумидус всё понял правильно. – Натху Сандерсон.

– Да, конечно. Я хочу его видеть.

Слово «видеть» звучало странно в устах слепого.

– Господин Сандерсон? Это ваш сын?

– Да. А вы кто?

– Рахиль Коэн.

– Я слышал о вас, госпожа Коэн. Рад знакомству.

Гюнтер заставил себя подняться. Кивок дался ещё бо́льшим трудом. Голова грозила оторваться, упасть на траву, укатиться в тартарары.

– Лусэро Шанвури хочет видеть вашего сына.

– Кто?

– Лусэро Шанвури, антис. Вы могли слышать о нём, как о Папе Лусэро.

– Зачем ему мой сын?

– Папа умирает.

– Прискорбно, – никакой скорби в отношении незнакомого ему человека Гюнтер не испытывал. Фигура речи сама подвернулась на язык: безвкусная, пресная, традиционная. – Господин Шанвури знает моего сына? Встречал в космосе? Откровенно говоря, я не понимаю, при чём здесь Натху.

– Вы откажете умирающему в последней просьбе?

– Мой сын вполне самостоятелен.

– Я вас не понимаю.

– Как скажет, так и будет. Натху, ты пойдёшь?

Натху сидел на земле, жевал травинку. Поза мальчика более или менее напоминала человеческую.

– С тобой? – спросил он.

– Со мной, если хочешь.

– С тобой пойду.

Гюнтер со вздохом сделал шаг вперёд. Второй шаг. Третий. Ноги подкашивались, но не это было главным. Умирающий человек, кто бы ни умирал, не лучшее зрелище для ребёнка. Если что, решил он, уведу парня. Что бы они там ни говорили, уведу. Хватит с нас смертей, наелись.

– Раз так, пошли.

– Спасибо, – сказала женщина.

Гематрийка, она была бесстрастней йогина. И всё-таки Гюнтер чувствовал её благодарность.

Позади здания станции, знакомого по двум вахтам, в зоне для отдыха, где обычно восстанавливались слухачи, было людно, как никогда. Казалось, здесь собралась вся Ойкумена. Перед Рахилью, Гюнтером и Натху люди спешили расступиться, разговоры при их приближении стихали.

В беседке, увитой виноградом, на скамейке, отлитой из упругого биопласта «под дерево», лежал чернокожий карлик, жалкий и сморщенный. При виде его Натху спрятался за спину отца.

– Он хотел тебя видеть, – Гюнтер наклонился к сыну. – Ты согласился прийти.

Он всё ещё не мог привыкнуть, что к сыну надо наклоняться, а не тянуться, привстав на цыпочки. Это была не самая удивительная перемена, случившаяся с кавалером Сандерсоном, но жизнь такова, что пустяки в ней раздражают больше любых грандиозных событий.

– Не бойся, я рядом. Хочешь держать меня за руку?

Натху вцепился в руку отца.

Когда они встали над скамейкой, карлик открыл глаза. Кавалера Сандерсона передёрнуло от вида двух варёных вкрутую яиц, что уставились на его сына. Без сомнения, слепой карлик смотрел, и смотрел на Натху, только на него.

– Ты? – прошептал Лусэро Шанвури.

Мальчик кивнул в ответ: да, мол, я. В кивке читалось смущение. Надо сказать Натху, подумал Гюнтер, попросить, чтобы отвечал слепцу словами. Иначе не услышит; вернее, не увидит…