Аластер Рейнольдс - Город бездны

— Ладно, — перебил я ее. — Насколько вы готовы мне поверить?

— Не знаю, господин Мирабель. Можно спросить: каким образом вам удалось все это выяснить?

— Я встретил Гитту. И то, что она мне рассказала, подтверждало слова Констанцы.

— Вы считаете, Гитта поняла раньше всех, кем был Кагуэлла?

— Да. Вполне вероятно, что она наткнулась на «завещание» Констанцы и вышла на Кагуэллу. Хотя с тех пор, как Небесного якобы казнили, прошло не менее двухсот лет.

— Она нашла его. А что было дальше?

— Она ожидала встретить чудовище, но получила нечто иное. Он был не тем человеком, которого знала Констанца. Наверное, Гитта пыталась возненавидеть его, но не смогла.

— Как вы думаете, как ей удалось его найти?

— Думаю, из-за его имени. Он взял его из легенды о «Калеуче». Кагуэлла — это дельфин, спутник корабля-призрака. Это имя связывало Небесного с прошлым.

— Что ж, весьма любопытная гипотеза.

Я пожал плечами.

— Возможно. Но не более того. Поживете здесь подольше — услышите и не такое.

Она прибыла на Йеллоустоун недавно. Она была солдатом, как я — но попала сюда не ради выполнения миссии, а из-за ошибки чиновников.

— Как давно вы здесь, господин Мирабель?

— Шесть лет.

Я снова посмотрел в окно. Действительно, Город не слишком изменился, с тех пор как я покинул Убежище. Заросли Кэнопи напоминали поперечный срез легкого — или моток спутанной черной пряжи на фоне буроватой Москитной Сетки. Ходят разговоры, что в следующем году это место расчистят.

— Шесть лет — большой срок.

— Только не для меня.

Эти слова заставили меня вспомнить, как я пришел в себя в Убежище. Тогда я сам не заметил, как соскользнул за порог сознания — рана, которую нанес мне Таннер, вызвала большую потерю крови. Моя одежда была распорота, на рану нанесен слой бирюзовой целебной мази. Я лежал на кушетке, и за мной ухаживал один из тощих роботов-слуг.

Я был весь в синяках, и каждый вздох отзывался болью. Мой рот почему-то казался мне чужим.

— Таннер?

Это был голос Амелии. Она сидела рядом и сейчас склонилась надо мной. Я видел ее ангельское лицо — все как в тот день, когда меня оживили в обители Нищенствующих.

— Это не мое имя, — сказал я и вздрогнул: мой голос звучал абсолютно нормально, разве что был чуть хриплым от усталости. Мне казалось, что мои губы не приспособлены для столь тонких действий, как человеческая речь.

— Я знаю, — сказала Амелия. — Но это единственное имя, которое я знаю. Так что пока оставим как есть.

Я был слишком слаб, чтобы спорить, и даже не уверен, что мне этого хотелось.

— Вы спасли меня, — сказал я. — И я вам многим обязан.

— Если не ошибаюсь, вы сами себя спасли, — возразила она.

Комната, где мы находились, была гораздо меньше того зала, в котором погиб Рейвич.

Но ее освещал тот же золотисто-осенний свет, на стенах были такие же барельефы в виде математических формул — впрочем, как и повсюду в Убежище. Свет играл на кулоне в форме снежинки на шее Амелии.

— Что с вами случилось, Таннер? Что превратило вас в человека, способного на столь жестокое убийство?

Это могло показаться упреком — если бы упрек звучал в ее голосе. Но я понял, что она не винит меня. Кажется, Амелия признала: вовсе не обязательно я должен нести ответственность за ужасы из моего прошлого. В той же мере человек виновен в злодеяниях, которые совершил во сне.

— Я играл роль человека, который любил охоту, — сказал я.

— Тот, о ком вы говорили? Кагуэлла?

Я кивнул.

— Помимо всего прочего, ему модифицировали сетчатку глаза, использовав гены змеи. Он хотел охотиться в темноте, при этом быть на равных с добычей. Я думал, что этим все ограничилось. Но я ошибался.

— Но вы этого не знали?

— До определенного момента — не знал. В отличие от Рейвича. Ему было известно про ядовитые железы Кагуэллы и способ, которым можно было доставить яд по назначению. Наверно, ему об этом сказали ультра.

— И он пытался дать вам подсказку?

Я качнул головой, не отрывая ее от подушки.

— Может быть, ему хотелось, чтобы один из нас пережил другого. Надеюсь, он сделал правильный выбор.

— А ты сомневаешься? — спросила Зебра.

Я с трудом оглянулся — и увидел, что она стоит по другую сторону постели.

— Значит, Рейвич сказал правду, — пробормотал я. — Когда стрелял. Вас просто усыпили.

— Он был не самым скверным человеком, — сказала Зебра. — Не хотел, чтобы кому-то причинили боль — кроме человека, который лишил его семьи.