Виктор Бурцев: Алмазный дождь

— Почему это?!

— Потому, что ты баран! И знания тебе ни к чему! Потому что выдержать их ты не сможешь по определению! Мозги твои закипят, понятно? Знания эти грязные очень, доходит?

После недолгой паузы чайник ответил нерешительно:

— Нет, не доходит…

Гуру вздохнул и сказал, подводя беседе итог:

— Если я увижу Техника, я сдам его патрулю. И остальным советую сделать то же самое.

Когда он уходил, можно было уловить его реплику кому-то другому, тому, кто наблюдал за беседой, в нее не вмешиваясь:

— Ты, конечно, прав, Марк. Разговор с чайником — это неуважение к себе самому…»

Керк припомнил этот разговор постепенно, нанизывая фразу на фразу, слово на слово, и пропустил реплику Макса, только потом уловив ее смысл.

— Когда-то давно я тоже встретил Техника. До сих пор пребываю в четкой уверенности, что таких нужно просто убивать.

— Бывает… — неопределенно отозвался Логус.

Через некоторое время снова заговорил Макс:

— Кстати, эти сведения не отрицают существования разумных ИскИнов. Особенно в свете рассказанной истории.

— Поясни, — попросил кибер.

— Может быть, ты не заметил — в рассказе наделяется разумностью не один конкретный ИскИн, хотя и это тоже, а целая виртуальность. То есть разум, вышедший за пределы своих физических границ. Керк утверждает, что у ИскИнов есть душа. И, соответственно, жизнь после смерти. Так что отрицать разумность ИскИнов теперь глупо. Их физическая оболочка ушла в прошлое, а с душой и загробной жизнью человечество так и не разобралось. Даже в том, что касается непосредственно человека, а уж про другие «разумные» организмы и говорить не приходится. Может быть, они были, может быть, нет…

— «Они» — это разумные ИскИны? — спросил Логус.

— Ну да. — Макс посмотрел на часы. — Они самые.

— То есть ты хочешь сказать, что в нашем мире возможно все? Довольно дешевый постулат.

Макс улыбнулся:

— Дешевый или нет, но его еще никто не опроверг. Если попытаться разобраться детальнее, то получится, что целый ряд историй, реальных или выдуманных, не дают ответа на возникающие вопросы.

— Это же естественно.

— Я не это хочу сказать. — Керку показалось, что Макс растерялся. — Любое сколь-либо громкое событие прошлого при ближайшем рассмотрении составлено из целого ряда белых пятен. Если связывать воедино события «до» и события «после», то получается, что всего существовавшего «между» не могло быть. Если, скажем, вернуться к истории, поднятой Хесусом…

— Где он, кстати? — Логус поднял голову.

— Спит он. Где-то там, — ответил Керк, указывая на груду картонных коробок в углу.

— Молодец. — Логус кивнул, а затем обратился к Максу: — Извини, я тебя перебил…

— Если вернуться к истории с АН, — продолжил Макс, словно не заметив, что его перебили. Он все чаще и чаще смотрел на часы. Керк почувствовал, как разгорается в нем некая невидимая спираль накаливания. — Если вернуться к истории с АН… То получится, что ее быть не могло.

— Почему это?

— Весь тот кавардак, разворачивавшийся на фоне политической давки за власть, проходил под символом новой эпохи. Когда ИскИны могли встать на один уровень с человеком. И что же мы видим потом?

Макс посмотрел на Логуса, и тот, словно понимая, к чему идет разговор, подсказал:

— Кривая Джоениса, конечно.

— Именно. Кривая Джоениса. Одно из доказательств того, что ИскИны не в состоянии подняться выше некоего предела. То есть истории с АН быть не могло!

— Но она же была, — сказал Керк.

— Была, — согласился Макс. — Большинству сейчас, правда, на это наплевать, но она была. Просто для нас сейчас в ней слишком много белых пятен.

— К чему ты это все? — подозрительно спросил Логус.

— К тому… — Макс провел руками по лицу. — К тому, что мне иногда кажется, что мы — это остатки от куколки.

— Какой куколки? — спросил Керк.

— Когда гусеница превращается в бабочку, она проходит через стадию куколки. Те, кто был в биологических садах на верхних уровнях, знают, что это такое. Это такая темная субстанция, в которой гусеница проходит через трансформацию. Когда наконец получается бабочка, кокон куколки становится не нужен.

— Ну и что?

— Мы — тот кокон.

— Который не нужен? А бабочка?

— А бабочка — это виртуальность. И она теперь поедает свой старый кокон.

— Ну, знаешь, — Логус усмехнулся. — Мы уже говорили, что не будет людей, не будет и виртуальности.

Макс скорчил кислую мину, посмотрел на часы и сказал: