Винсент Килпастор - Беглый

«Обсикалась. Чуть не обсикалась» — слова вновь звякнули в голове. Наверху разворачивалась курская дуга, контракт века был под угрозой, а я вдруг представил, как она поднимает юбку, стягивает на лодыжки белые кружева, сжимает коленки цвета кофе с молоком и звонко сикает в сверкающий эмалью унитаз вип клуба. Быстро пихнув мобилу в задний карман, я сжал Наташу в объятиях и шепча: «ничего не бойся, не надо ничего бояться» толкнул её спиной дверь «только для скво».

В помещении для скво висело гигантское зеркало. Под ним стояла корзина пластиковых гладиулосов, как в гримёрной для актрисы второго плана. Натаха механически стянула юбку и трусики и уткнулась лицом в букет. В зеркале отразилась её каракулевая макушка и мои глаза-чикатилы. Передо мной возник черный квадрат Малевича. Чернота квадрата неравномерна. Так же и маленький, почти мальчишечий стан негритянки был неравномерно коричневым. Чем ближе к астралу таинства и грехопадения, тем темнее была её кожа. Сам центр черного притяжения, был явно нещадно и регулярно эксплуатируем и имел замшево потрёпанный вид. Так выглядят девичьи полусапожки после необычайно снежной и долгой зимы. Чтобы зеркальный дебил с глазами навыкате перестал на меня таращиться, я зажмурил глаза.

«Ооо — фффак!» с рязанским акцентом произнесла маленькая Наташа. Ооо — щит!

Я постарался отвлечься от банальности её лингвстической обывательщины, и сжав малюсенькие шоколадные грудки, вознёсся ввысь.

«Осторожно, осторожно не сорви мне шиньон» — зашептала она совсем.

Когда я сделал вторую попытку оторваться от земли в кармане зазвенела чёртова мобила. Перезвонил встревоженный моим пустым прозвоном Ильдар.

«Ооо щит родины!» — взревел я и судорожно получил то чего так страстно вожделел весь вечер.

Ну, поймите, о каком макинтоше могла идти тогда речь?

Утром по радио сказали, что в Нью Йорке продолжается небывалая снежная буря. Видимость почти нулевая, а дороги на глазах покрываются коркой льда. Уже в такси Анна резко отвернулась к окну. Прятала слёзы. Меня почему-то это разозлило.

— Ну хорошо, хорошо — к чёрту аэропорт я никуда не поеду. И точка. Остаюсь.

Некоторые женщины становятся ужасно некрасивыми, когда плачут. Только не Анна.

Её глаза обрели маслянисто гипнотический отлив. Штормовой шквал моей злости вдруг опал щенячьей лужицей. Стало стыдно и горько.

— Ну прости, Анюта, я грязная скотина!

В её глазах вспыхнул и отразился весь мой промискуитет. От ворот Зангиоты до блеснувших холодным серебром щупов дарханского доктора. К ней быстро вернулась обычная деловитость:

— Давай-ка паспорт и билет ещё разок. Проверю.

Я вытянул книжечку Аэрофлота и зелень паспорта из солдатского рюкзака.

Анюта ловко скинула слезинку из уголка глаза умудрившись ничего не размазать и стала по-таможенному сверять фотку в паспорте с оригиналом. Потом с плохо скрываемым скепсисом подвела итог:

— Нда. Голубоглазое такси. Эти линзы теперь нельзя снимать минимум сутки — до самого Ню Йорка. Выдержишь?

Хотел нахвастать ей с три короба о том, что уже приходилось выдерживать в жизни, но вместо этого я просто сухо кивнул. Выдержу. Нам бы до Москвы, а там рукой подать.

Анна наклонилась к вознице:

— Сейчас уже двенадцать. А самолёт у нас в час двадцать. Вы не могли бы как-то по шустрее?

Ямщик недовольно пожал плечами и прибавил газу.

Я глянул в окно. Анексия уже вовсю шуршала по Шотику. Минут пятнадцать и аэропорт. Вспомнил сцену из кино где пилоты лихорадочно готовят самолёт к аварийному взлёту. Вокруг аэропорта — сплошной апокалипсис из огня и лавы. Лётчики лихорадочно щелкают тумблерами, запуская сотни процессов. А перед ними тревожно мигает табло: «К взлёту не готов! К взлёту не готов!». Вдруг болезненно ощутил — к взлёту не готов. Совсем.

— Аня, я никуда не поеду!

Анна внимательно изучила моё выражение лица. Проводила диагностику. Потом неожиданно закатила мне звонкую оплеуху.

— Ты что ищешь новый способ самоубийства? Будь мужиком! Это не бегство, это эвакуация, если хочешь.

Ролевая игра где Анна жёстко доминирует навязана мне с первых дней нашего знакомства.

— Анна, я и дня не хочу жить без тебя, слышишь? Как же я теперь?

Моя половинка одарила меня красноречивым взглядом. Я бы ещё одну оплеуху предпочёл такому взгляду.

— А как же теперь я?

Водителю наскучила наша антреприза и он врубил радио.

Из приёмника за меня сразу бодро вступился В.Цой. «Мой порядковый номер — на рукаве!»