Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

— Вон оно как, — протянул Иван. — Я-то думал, Велеслава ее травам учит, раз она как свободная минута, так шасть к ней в избу…

— Ну да, травам… Вот говорят: у бабы волос длинный, а ум короткий. На себя бы хоть раз обернулись. До седых волос дожил, а чисто отрок… Вот бы и тебе, сынок, женой обзавестись, хозяйством своим…

— До седых волос, говоришь, дожил, а чисто отрок? — хохотнул Иван. — А ну-ка, Илья, выкладывай начистоту, как есть. Кем там обзавелся.

— Да ты что?!.. — всплеснула руками Ефросинья. — Ты в своем уме?!..

Взглянула на приоткрывшего от удивления рот сына.

— Неужто правда?..

— Правда… — пробормотал Илья, а сам не знает, куда глаза деть.

— Ну, рассказывай…

И начал Илья рассказывать, в этот раз не то, что давеча, без прикрас. Про житье-бытье у Святогора, и про то, что нет больше на белом свете богатыря сильномогучего, про кузнеца, что судьбу ему сковал, про то, как встретил Раду. По батюшке — Савишну. Только батюшку ее по-иному зовут, как, — не запомнить толком, не выговорить, потому — из Степи он. Про то, как зажили, как хозяйством занимался. Наконец, про задумку свою, что хорошо было бы, ежели б они все вместе, рядышком… Вот наша изба, вот ваша…

— Так нешто места мало? — обрадовалась было Ефросинья. — Вон, до леса сколько. Избу новую поставить — дело недолгое. Землю, покосы мир выделит. Добро какое перевезти — поможем. Далеко ль живете?

— Далеко, — вздохнул Илья. — Так далеко, что ежели орлом под облака — и то не видать будет. Только, мать, иная у меня думка. Не стало Святогора, знать, мне за него теперь быть. Хочу я в Киев, в дружину княжескую. А за службу — землю просить. И нам, и вам с отцом.

— Вон оно как, — протянула Ефросинья, и как-то вся посерьезнела, словно облачко на солнышко светлое набежало. А Иван молчит; перед собой уставился, и молчит.

Хорошо, на дворе гомон раздался — опять народ зашел. Только уж на этот раз не за столами по лавкам сидеть, а на помощь Илью звать. Пашню расчистить, в Агафью дерев нападало, стропила поднять, сруб под сарай передвинуть… При его силище всех делов-то и на полгривны не наберется.

— Ступай, коль народ просит. Я тоже гляну, что подправить, пока ты здесь, — хлопнул его по плечу Иван.

Будто крапивой кто вытянул, «пока ты здесь». Впрочем, тут же и забылось. Не до того сейчас. Дело понятное: никто так, за здорово живешь, с места насиженного срываться не станет. Тем паче, сколько лет здесь жили, и родители, и деды-прадеды. А с другой стороны взглянуть: коли уж судьбой ему написано земле родной защитой служить, не может он здесь остаться. Никак не может. Но и долг свой перед отцом-матерью тоже помнит. Им до старости — не сто верст. Не бывать такому, чтоб они кому на шею сели, чтоб их за глаза куском хлеба попрекали, при живом-то сыне-богатыре. Вот и выходит, что лучшего всего поступить так, как он придумал. Главное — слова нужные подобрать.

А их и подбирать не пришлось. Потому как когда вечером в избу вернулся, — раньше никак не пришлось, — все уже без него решено было.

— Ты вот что, сынок, — сказала ему Ефросинья. — Ты там устраивайся, в дружине-то, в Киеве, а далее — поглядим. Обустроишься, обживешься, может, и мы к тебе. Ну, а если не так случится, как думается, станется — ты к нам.

Не стал Илья ни спорить, ни разубеждать. Время покажет его правоту.

Единственное, в чем он не прав оказался, так это срок не рассчитал. Мнилось ему, неделей управится, ан все две ушло. Сельчане, будто нарочно, к его приезду дел поднакопили, где его силушка востребована оказалась. Наверное, еще больше б нашлось, если б не отговорился заботами срочными да обещанием вскорости обратно быть.

…Снова на коне Илья, в полном вооружении. Летит-поспешает в стольный Киев-град. Никогда прежде там не бывал, только по разговорам себе и представляет. Красивым. Раскинувшимся на несколько верст, окруженным стеной белого камня, с высокими башнями, с золотыми воротами. Это ж какому богатству несметному должно быть у князя киевского, ежели там ворота городские — и те из чистого золота? А еще терема у жителей, самые маковки — те тоже золотом крыты. Так сверкают на солнце — глазам мочи нет. И река возле города, куда как шире той, что возле деревеньки родной. Славутичем зовется. Ладей там, кораблей разных — видимо-невидимо. Со всего свету белого гости съезжаются с товаром красным.

И так это Илье представляется, что блеснет где солнышком озерко, а ему купола золотые мерещатся. Хотя и знает, ежели доберется, то не иначе как ближе к вечеру. Ближе Киев-град гор Сорочинских, однако ж и до него путь неблизкий. Как-то его там примут? Солнышко уж за полдень перевалило. Скоро, скоро Киев-град…