Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

…Ночь не спал Илья, ворочался, представлял себе, как с родителями повидается, как в Киев наведается, как примут его в службу княжескую, избу ему выделят. Перевезет он туда отца с матерью, жену с хозяйством, и заживут они жизнью счастливою, мирною. Потому как соберутся у князя все богатыри, какие только в земле есть, и не посмеет Степь до веку на просторы наши сунуться. Разве что торговать, ну да в том преграды им нету.

И Рада не спала. Слышала, как ворочается Илья, лежала тихохонько, о своем думала. О чем — кто ж ведает?

Утречком встала как обычно, собрала мужу чем в дороге пополдничать, — он к вечеру уж и дома будет, — на стол собрала, пока в бочке с водой плескался. Сидела напротив, положив подбородок на сложенные ладони, смотрела, как завтракает, улыбалась. Не заметил Илья, — он одной ногой здесь, а второй уже в доме родительском, — грусть легкая в глазах затаилась.

Вместе во двор вышли. Сами проверила, как конь оседлан, как оружие пригнано. Протянула суму переметную. Обняла, прижалась крепко. Постояли.

— Ну, что ты, — Илья бормочет. — Не навек же расстаемся. Пару недель — и жди обратно. За такой срок — что случиться может? Коли не ко двору окажусь в Киеве, так и раньше обернусь. Сама говорила, про иглу с ниткой…

Промолчала. Подождала, пока в седло подымется, провела рукой по руке. Отошла. Склонила голову набок, улыбается.

Долгое расставание — многая скорбь. Натянул Илья повод, взял конь с места рысью легкой, застоялся. Почуял волю, прянул стрелой. Обернулся было Илья, а не видно уже ни избы, ни полянки…

Снова, как прежде, пластается конь выше лесу стоячего, ниже облака ходячего; горы-реки промеж ног пропускает, поля-луга хвостом устилает. Успокоился Илья; вот так бы всегда. И чего медлил, маялся? Нет, чтобы сразу Раде сказать о думах нерадостных, не чужая ведь. Хотя иногда, чем своему, чужому проще высказать. Верится — так все сложится, как задумалось. Коли не ждет его в доме родительском беда какая, так особо задерживаться нечего. Два-три дня, — и в Киев. Не приветят — знать, по-иному судьба поворачивается. К жизни мирной. Нужно будет что-то такое придумать, чтобы Рада согласилась к ним перебраться. А коли самому не придумается, то и совета спросить не зазорно. У отца с матерью, у той же Велеславы.

Ни себе роздыху толком не дал, ни коню. Задержались пару раз возле речек чистых, напились, перевели дух, — и дальше. Только уж как совсем близко от деревни оказались, убавили прыти. Верст пять осталось, не более, а уже все родное вокруг. Илья как приметил полянку знакомую, с коня долой, забрел в траву, раскинул руки в стороны, да и грохнулся навзничь — только гул пошел. Все здесь другое: и травы, и деревья, и запахи, и самое небо над головою. Даже дорога, что через лес к деревне вьется, совсем не та, что, скажем, в горах Сорочинских. Вставать не хочется…

А придется. Негоже особо-то разлеживаться. Народ сбежится, не утерпит, по себе знает. Интересно ведь, что на свете белом деется. И не странник захожий, неизвестный, свой возвернулся. До утра не разойдутся, даром что дел невпроворот.

Идет по дороге, коня в поводу ведет. Сердце из груди рвется. Скоро, ой как скоро увидит отца с матушкой…

Тут вдруг зашевелились кусты придорожные, вылетели с визгом ребятишки, вылетели и на месте застыли, ровно вкопанные. И Илья застыл, будто самого себя увидел. Таращатся друг на друга. Ну да те первые оклемались: брызнули в стороны, только пятки сверкнули.

— Куда вы? — расхохотался Илья. — Постойте, свой я, местный. Не обижу…

Смолк треск сухих веток под ногами. То ли удрали, то ли затаились. Сам бы что сделал? Наверное, затаился бы, да понаблюдал, что за богатырь на дороге повстречался. Рассудил, что не погонится за ним. Потом головой качнул: как же, рассудил бы, в таком-то возрасте…

Снова позвал негромко, чтоб совсем уж не напугать:

— Да свой я, говорят вам. Илья. Батюшка мой тут живет, Иван Тимофеевич, и матушка — Ефросинья Яковлевна… Знаете таких? Не бойтесь. Выходите, кого на коне богатырском до деревни довезти.

Сказал, и озирается. Ждет.

Как и думал, не все удрали. Оно, конечно, с одной стороны — боязно, но с другой-то — любопытство одолевает. Справа, слева зашевелились кусты, но так, чтобы в случае чего — шасть, и нету.

— Знаем таких, — голосок раздался, а у Ильи от сердца отлегло. Коли знают, значит, живы родители. — И про Илью знаем, только он давно уже уехал, и ни слуху, ни духу об нем не было…

— Слуху не было, говоришь? Так зачем слух, ежели сам я объявился? Да не прячься ты, выходи.