Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

Богатырь же уже спешился, руку правую на седло положил, Илью разглядывает, сумочку переметную поглаживает. Да неужто вот в этой самой сумочке и привез? Статное ли дело? Вон он, размером-то не больше Ильи.

— Ты, Святогор-богатырь, зла на меня не держи, — только дурень не догадается, кто перед ним, к кому нежданно-негаданно в гости попал, — потому как не удалось мне тебя разбудить. И так я старался, и эдак, а не случилось. Ничего другого и не придумалось, как водой… К тому же, квиты мы. Ты ж меня, небось, вот в этой самой сумке привез?

— Неужто правда? — прыснула Славяна и прикрылась руками.

— Так не бросать же его в горах… Мало ли, обидит кто…

Потемнело лицо Ильи.

— Ты, Святогор, сам только про вежество говорил, да сам же и задираешься. Может, я ростом против тебя не вышел, да и силенки поменее твоей будет, однако ж постоять за себя сумею.

Теперь уж и Святогор расхохотался.

— Да я не задираюсь, — говорит, и вправду, миролюбиво. — К слову пришлось. Звать-то тебя как? Из каких краев тебя в горы наши занесло? За какой надобностью?

— Зовут меня Ильей, по отцу — Иванович, по роду — муромич. Отчина моя далеко отсюда, ежели б не конь, так уж и не знаю, сколько б добирался. А надобность моя простая. Хочу народу послужить, силушкой своею, потому как степняки сильно донимать стали. В дружину княжескую проситься. Вот только навыком воинским не владею. Мне и сказали: есть, мол, на горах Сорочинских, Святогор-богатырь. Он в этом деле из первых первый. (На самом деле, не совсем так было сказано, но не подмажешь — не поедешь.) Ступай к нему да поклонись в ножки, проси, чтобы обучил тебя всему, что сам знает. Я и пришел.

— А вместо того, чтобы в ножки бухнуться, водой окатил, так, что ли? — вдругорядь расхохотался Святогор. — Это кто ж тебе про меня такое сказывал?

— Нашлась одна, — нехотя, не желая врать, признался Илья. — В лесу живет. И глаза у нее — зеленые-презеленые.

Святогор разом смолк. Брови насупил. Смотрит пристально.

— В лесу, говоришь? — бормочет. — И глаза зеленые?

— Нешто ведома? — Илья спрашивает.

— Может, ведома, а может — и нет… — И прибавил, совсем непонятное, как бы в раздумчивости: — То-то и конь говорил…

Не поверил Илья своим ушам.

— Конь говорил?..

— Ну да. Я тебя когда в суму посадил, спросонья был; потом, мол, разберусь. Еду себе, еду, а конь мой спотыкаться стал, что с ним допрежде никогда не случалось. «Что ж ты, говорю ему, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься? Ты идти не мошь, аль везти не хошь?» А он мне: «Как прости-тко ты меня, хозяйнушко, везу я двух могучих богатырей, да в-третьих с конем богатырскиим». Не поверил я ему, чтобы такой невзрачный, да богатырем был. И посейчас не верю. А давай-ка мы завтра поутрени поедем во чисто поле, переведаемся силою. Коли сдюжишь, так уж и быть, обучу, чему сам научен.

Так вот что за голоса Илье дорогой слышались!..

— Не могу я с тобой силушкой переведаться, — сказал.

— Это еще почему?

— Заповедано…

— Кем?.. — опять Святогор насупился, потом как будто спохватился. — Погодь, давай поначалу повечеряем, а там все и расскажешь. Чтоб не говорили потом, будто Святогор гостя не приветил.

Как же, не приветил… Стол у хозяина накрыт — на десятерых хватит. Чего тут только нет: и дичина тебе, и птица, и рыба, и пироги, и хлеб-соль, и мед, и квас: выбирай, что глаз приманивает. Гостя не приневоливают, однако ж посматривают, чтоб с пустыми руками не сидел. Сам-то Святогор столу еще ту честь воздает: такие ломти отхватывает да в рот отправляет, иному на целый день хватило бы. Хозяйка, та поаккуратнее; придвинула к себе блюдо с птицей какой-то, пощипывает; нет-нет, на Илью взгляд бросит. А тот и рад бы от Святогора не отстать, да где там!.. Того попробовал, другого. Рыба понравилась. Не такая, как у них в речке. Непонятно только, откуда она у них тут в горах?

Вроде бы, повечеряли. Святогор отодвинулся, кушак ослабил, выдохнул сытно — ровно ветер по горнице. Илья еще прежде него насытился, так себе сидел, в народе сказали б — для численности…

— Пойдем-ка, на дворе присядем, потолкуем, — Святогор поднялся и встал в дверях, пропуская вперед гостя.

Вышли, присели на лавку возле стены.

— Вот теперь можешь сказывать, кто и что тебе заповедывал.

Не стал Илья запираться, тень на плетень наводить. Рассказал все, как было, без утайки. И про хворость свою, что на печь положила, и про калик, что от недуга избавили, и про сказание Бояново, что в сердце вошло, и про зеленоглазую… Слушает его Святогор, и не поймешь: то ли верит, то ли нет.