Ольга Манскова - Без имени

Осмотрев эту комнату, Фанни вернулась, села за стол, в мягкое кресло; выдвинула первый верхний ящик. Там были письма, целая груда писем с пожелтевшими листками. Написаны они были мелким, летящим почерком с левым наклоном и крупными заглавными буквами; в старой орфографии. А еще — на французском.

Книги на краю стола… Томик Вольтера, «Езда в остров любви» Тредиаковского, оды и стихи Ломоносова…

Она взяла Ломоносова.

Через некоторое время, уже глубокой ночью, в дверь постучали.

Она подошла к двери, робко её открыла.

— Это я, — сказал вкрадчивый голос.

Неяркий свет высветил лицо Схимника.

— Я, по поручению Милицы, принес всё, что она попросила. Ваши вещи, документы, загранпаспорт…

— Загранпаспорт? — удивилась Фанни. — У меня его нет.

— Теперь уже есть… А еще… Я принес тетрадь. Ту самую, что была на вашем столе. Вы, быть может, ещё не всё прочитали, — добавил он тихо.

— Входите же! — попросила Фанни.

Схимник вошел, но как-то робко.

— Садитесь, — предложила она, указывая на кресло в углу, рядом с журнальным столиком. Он поставил рядом с её столом дорожную сумку и присел, куда она попросила.

— Вы, должно быть, уже всё знаете…

— О Поэте? — спросил он. — Впрочем, его звали Дима. Дима Пономарев. Да, я знаю… Я догадывался уже о чем-то таком… Печать трагедии была на его лице. Он — из тех, кто пошел до конца. Дима настолько хотел быть поэтом, что не стал выходить из образа, даже когда понял, куда ведет этот путь. Честный поэт — это человек с ободранной кожей. И он… шел по этому пути, выдавливая из себя стихи ежедневно. Он писал о горе и боли, о судьбе и отчаянии… Знаете ли, все мы, рано или поздно, сходим с этой опасной дороги: относиться к своим стихам всерьез, воспринимать их написание, как миссию… Но для некоторых… Сойти с этого пути означает предать поэзию. Правду. Совесть, наконец. Они не могут иначе. Не могут жить, посвящая свое время работе, друзьям, семье, прочим мелким занятиям — но не стихам, которые поглощают полностью. Они так не могут. Они идут до конца. И… умирают. Помните, «Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт»? Это они именно так для себя решили. Увы… Именно так. Ну, что ж, а нам… Остается утешаться тем, что, возможно, после смерти они заслуженно попадают в иной, более лучший, мир… Наверное, это было бы справедливо.

— Я не верю в справедливость.

— Я тоже, — ответил Схимник. — И… в богов, которые нас распределяют по мирам и воздают по заслугам. Но, я верю в тебя. В Неназываемого. В Женю, в конце концов.

— А… В себя?

— Иногда… Бывает. Но очень редко, — ответил Схимник.

— Я… Такая же. Ведь нам с детства внушали мысль, что мы — ничтожества. Неумехи, незнайки. На многочисленных работах о нас вытирали ноги. «Человек — это звучит гордо»? В лучшем случае, это звучит… никак. А чаще, абсолютно несчастно. А потому… Мы совершенно не верим в себя.

— Согласен с вами. Именно потому, мы больше всего поверили в машины. Преклоняемся перед гаджетами и обожествляем интернет…

— Обожествляем?

— Конечно. Ведь мы вполне можем жить без бога. Мы без него легко обходимся. Но не можем существовать без интернета. И…не только без бога… Человечество, в общей своей массе, лишилось духовного поиска в принципе. Теперь люди стремятся быть одинаковыми. Иметь не только одинаковую одежду и лица, но и мысли. Стереть индивидуальность. Смотреть последние фильмы, только что написанные книги, новую музыку. Верить — тоже одинаково. Заходить в собор и ставить свечку.

— Это — обобщение; но, в общем, вы правы. Все средства массовой информации постоянно внушают нам, что мы что-то «должны». Учат нас мыслить «правильно». Вначале — быть толерантными. Потом — позитивными и креативными. Ну, а сейчас придумали новый термин: социально адекватными. Все эти термины на деле означают: безликими, правильными и…никчемными.

— Да. Причем, «креативность» вышла из моды только после того, как добралась до самого низа… Креативными стали даже туалетная бумага в новом, так сказать, оформлении и новая помада.

— Схимник…

— Что, Фанни?

— Похоже, вы со мной прощаетесь? Раз… Принесли тетрадь…

— Да, и думаю, что надолго.

— Почему?

— Вам надо уехать: вас вычислили. Вам больше нельзя оставаться в Перербурге.

— Думаете?

— Да. Я в этом уверен. Вы нужны нам… Живой. Уезжайте.

— Тогда… Тогда, прочитайте мне что-нибудь. Из тетради. На память. Всё, что захотите.

— Ну… Хорошо. Тогда… Прочитаю это. Скажем, эссе… Кстати, если не будете знать, как назвать свое произведение, назовите «эссе»…